— Прошу прощения, мадам, — сказал он, кланяясь миссис Коулман. — Я случайно услышал ваш разговор. На самом деле кремация не противозаконна. В Англии она никогда не была незаконной — ее просто не одобряло общество, а потому она у нас и не привилась. Но крематории здесь существуют уже давно — первый был построен в Уокинге в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году.

— А вы кто такой? — спросила миссис Коулман. — И какое вам дело до того, что я говорю?

— Прошу прощения, мадам, — повторил человек, поклонившись еще раз. — Я — мистер Джексон, смотритель кладбища. Просто я решил сообщить вам некоторые факты о кремации, потому что хотел заверить вас: в колумбарии нет ничего незаконного. Акт о кремации, выпущенный два года назад, регулирует процедуру и практику этого действия по всей Британии. Кладбище просто отвечает на требования общества и отражает его мнение по этому вопросу.

— Но вот мое мнение по этому вопросу вы не отражаете, молодой человек, — раздраженно пробурчала миссис Коулман. — А я владею здесь могилой — вот уже почти пятьдесят лет.

Я улыбнулась ее представлению о молодости — человеку этому было не менее сорока, и в его пышных усах пробивалась седина. Он был довольно высок и одет в темный костюм и котелок. Если бы он не представился, я бы решила, что он здесь на похоронах. Скорее всего, я видела его раньше, просто не могла вспомнить.

— Я не говорю, что кремацию надо запретить, — продолжала миссис Коулман. — Для нехристианина это может быть вполне приемлемо — для индусов и иудеев, атеистов и самоубийц, для тех, кто не заботится о своих душах. Но я воистину шокирована тем, что подобное место возведено на освященной земле. Нужно было разместить его на раскольнической части, где земля не освящена. Здесь же это пощечина христианству.

— Те, чьи останки покоятся в колумбарии, были истинными христианами, мадам, — сказал мистер Джексон.

— Но как же быть с воссоединением? Как душа и тело смогут воссоединиться в День Воскресения, если тело было… — Миссис Коулман не закончила предложение, а просто махнула рукой в сторону ячеек.

— Сожжено дотла, — договорила за нее Мод.

Я подавила смешок.

Мистер Джексон вовсе не отступил под этим напором, напротив, он, казалось, обрел еще большую уверенность. Он стоял довольно спокойно, сцепив руки за спиной, словно обсуждал математическое уравнение, а не двусмысленный теологический вопрос. Мы с Мод и Уотерхаусы (Лавиния к тому времени уже пришла в себя) — все смотрели на него, ожидая, что он скажет.

— Нет никакой разницы между разложившимися останками захороненного тела и пеплом, — сказал он.

— Огромная разница! — чуть не брызгая слюной, сказала миссис Коулман. — Но это самый отвратительный аргумент, который можно было привести, особенно в присутствии девочек, одна из которых только что пришла в себя после обморока.

Мистер Джексон оглянулся, словно только теперь увидел нас.

— Мои извинения, леди, — в который раз поклонился он. — Не хотел оскорбить ваши чувства. — Однако он ответил на возражение миссис Коулман, хотя она явно не хотела этого: — Я бы на это сказал так: Господь всемогущ, и, что бы мы ни делали со своими останками, это не может помешать Ему воссоединить наши тела и души, если Он того возжелает.