— Хватит! Поднимите его, — голос Сабирова, пардон, господина Сабира. — Отведите к командующему, этот нам пригодится.
Меня бесцеремонно подняли, поставили на ноги и, грубо толкая вперёд, повели на КП дивизиона. Бронированная дверь тоже распахнута. Ступенька, ступенька, как бы не упасть здесь в полумраке! Костей не соберёшь.
Вот и зал. Перед возвышенностью — "капитанским мостиком" — толпой стоят все офицеры и прапорщики 3-го ЗРДН. На своём месте сидел командир дивизиона подполковник Бобов Василий Степанович.
Меня с силой швырнули в толпу наших. Я с ходу врезался в Серёгу Модаева.
— Здорово, Серый! Что это за цирк у вас тут?
— Тихо. Сейчас всё узнаешь!
В стороне стоял Гусейнов.
Гусейнов был не дурак. Но позёр страшный, любитель «сыграть» на публику. Речь его предназначалась скорее не нам, а его ополченцам. Уже более четырёх лет длился Карабахский конфликт. Поначалу он выражался в стихийных погромах и грабежах с обеих сторон. А около года назад и Армения и Азербайджан перешли к открытым вооружённым столкновениям.
Наша часть была дислоцирована на территории Азербайджана, на границе с Карабахом. С одной стороны, мы искренне сочувствовали армянам, всё-таки наши, братья-христиане, но дабы не злить азербайджанских аборигенов, демонстративно не принимали участие в яростных спорах и мелких стычках.
Каждая сторона перелопачивала массу архивов, доставая из них пыльные, ветхие документы и, потрясая ими, кричала, что эта земля принадлежит именно его народу.
Были эмиссары с обеих сторон, нам предлагали огромные деньги, чтобы продали оружие, или пошли к кому-нибудь наёмниками, инструкторами. Энтузиазма и охотников повоевать с обеих сторон было много, а вот офицеров, способных из толпы гражданских сделать подобие боеспособного подразделения, было явно недостаточно. Для нас же главным было просто нести боевое дежурство. Как мы шутили: "Нести свой крест — БД". И всем отвечали на азербайджанском языке: "Карабах — лязимды, КП- бизимды" (Карабах — ваш, КП — наш).
И вот Гусейнов начал:
— Вы захвачены народно-освободительной армией Азербайджана (свист, аплодисменты "захватчиков")! Всё имущество, оружие теперь принадлежит нам (снова одобрительный шум)! А вы объявляетесь пленными!
Захватчики заорали что-то на своём языке. Визг, писк, радостные вопли. Мы набычились. Ещё бы, чтобы какая-то сволота захватывала в плен советских офицеров! Хрен вам в ухо!
Рядом стоящий прапорщик Сеня Морозко дёрнулся, вырвался из-под упёртого в шею ствола автомата. Обернулся, схватился руками за ствол и цевьё, вырвал автомат из рук боевика-ополченца, ударил его в пах ногой. Джигит-боевик с диким воем сложился пополам и, зажав разбитое своё «хозяйство» руками, покатился по полу.
Морозко передёрнул затвор и повёл стволом поверх голов:
— На пол, ублюдки!..
Неожиданно громко ударил выстрел, и Морозко рухнул лицом вниз, не закончив фразы. Я лишь успел заметить, что на груди его образовалось большое красное пятно, а под курткой-"афганкой" что-то стало торчать. Когда он упал, мы увидели входное отверстие от пули в спине.