Однообразие пейзажа не угнетало меня. «Что меня ждет? — думал я. — Пройдет еще несколько минут — и я буду на месте, где предстоит начать новую жизнь».

Мне и в голову не пришло, что я поступаю опрометчиво, являясь на чужой участок около часа ночи, без всякого предупреждения и без Фалалеева, которому директор приказал отвезти меня в понедельник.

Да, я совсем не думал об этом. Одна мысль владела мной: как можно скорее оказаться на месте, расспросить обо всем, все разузнать, обследовать начатую штольню, своими руками пощупать породу, сквозь которую мне придется пробивать туннель, — словом, начать действовать. Я спросил шофера:

— Как вы думаете, начальник участка еще не спит? Кстати, как его фамилия? Директор называл, только у меня из памяти вылетело…

— Николай Николаевич? Пока груз не доставлю, нипочем не ляжет, — ответил шофер. — А фамилия его Крамов.

— Груз? Какой груз? — переспросил я и тут же спохватился. — Ах, это вы про пьяных… Послушайте, вы меня разыгрываете или всерьез говорите, что приезжали в «шайбу» специально за пьяными?

— Никакого тут не может быть розыгрыша, если я задание выполняю, — пожал плечами шофер.

— Чье задание?

— Николая Николаевича. Чье же еще?

— Не понимаю… Он вам поручил ехать за пьяными? Странная забота! Вы знаете, министр недавно говорил директору комбината, что с пьянством здесь надо кончать…

— Насчет министра не знаю, а только Николай Николаевич не о пьяных заботится, а о производстве, — строго сказал шофер, и я почувствовал в голосе его обиду.

Но я совсем не хотел обижать ни его, ни Крамова, начальника западного участка, человека, с которым нам вместе, с разных, правда, сторон и навстречу друг другу, предстояло штурмовать гору. А насчет министра получилось у меня совсем уж не к месту.

— Ну, я вижу, вы своего Николая Николаевича любите! — шутливо сказал я. — И давно он в этих краях?

— На строительство прибыл так же, как и вы. Скоро месяц будет.

— И хороший, говорите, человек?

— Человек что надо.

Я позавидовал этому Крамову. Сумею ли и я работать так, чтобы люди сказали обо мне: «Человек что надо»?

И мне очень захотелось заставить шофера разговориться, рассказать еще что-нибудь о Крамове.

Но шофер без всякого понуждения, с явной охотой сам заговорил о Крамове:

— К примеру, есть такие начальники, что ты для него не человек, а так, кадр… Народ у нас, к тому же, трудный… А Николай Николаевич до нутра добирается…

Я с нетерпением ждал продолжения, потому что любил читать или слушать рассказы о сильных, бывалых людях, умеющих завоевывать души людей. Когда-то моим любимым героем был фурмановский комиссар Клычков, а то место из «Мятежа», где описывается, как комиссар стоит лицом к лицу с разбушевавшейся людской стихией, я знал почти наизусть.

Часто случалось, что, читая «Мятеж» или «Как закалялась сталь», я отрывался, от книги, закрывал глаза и думал: «Ну вот, поставь себя на место Клычкова, действуй! Как бы поступил ты? Какие нашел бы слова?..»

Из книг об Отечественной войне я больше всего любил такие, вернее — те места в них, где рассказывается о командире или комиссаре, прибывшем в новую часть, на трудный участок фронта.