Ты знаешь предысторию и наших с ним стычек. Он при каждом удобном случае напоминал мне, что я начисто лишен таланта и единственное, где я могу сгодиться, — это на сеансах его проповедей. В тебе он нашел слабое место — твой вес. Зная, что ты очень щепетильна в отношении внешности, он ловко использовал это, чтобы иметь возможность лишний раз унизить тебя. Он был хитер, словно сатана, Ариэль. И действовал так тонко, что тебе даже в голову не могло прийти, будто над тобой смеются. Так что все твои притязания на собственное достоинство не более чем химера. Тебе нужно было попросту игнорировать его насмешки насчет твоей «детской пухлости». Ты ведь всегда была довольно изящна. Сейчас же ты на грани истощения. Да и, как ты сама только что заметила, он мертв. Он уже больше не сможет изводить тебя.
— Нет, похоже, вместо себя в этой роли он оставил тебя. Джош печально покачал головой:
— Ты не поняла меня, Ариэль. Я не критикую тебя. Я лишь беспокоюсь о твоем здоровье. Я…
— Постой, Джош, у меня есть идея. — Она рывком опустила свои руки на его, вдавив их в клавиши так, что комната наполнилась режущим слух диссонансом.
Джош высвободился.
— Ну и сука же ты! Если ты когда-нибудь…
— О, хватит. Я не причинила вреда твоим драгоценным ручкам. Послушай, что ты там говорил насчет того, что мы уже не в центре внимания прессы? Что ж, ты прав. Мы должны что-нибудь предпринять, чтобы исправить положение.
Джош нарочито разминал пальцы.
— Что еще у тебя на уме? — пробурчал он.
— С тех пор как мы вернулись из Цинциннати, мы торчим в этом Нэшвилле, забытые всеми и заброшенные. Пора встряхнуть их всех, дать пишу для новых заголовков. А этим ищейкам в Нью-Орлеане стоит дать понять, что безутешная вдова и сын все еще помнят о хладнокровном убийстве Джексона Уайлда.
— Ты так уверена, что идея твоя хороша? Она метнула на него ледяной взгляд.
— У Джексона были легионы врагов. — И, приложив к губам палец, добавила:
— И один из них — как раз в Нью-Орлеане.
— Скажи, что все это значит? — Кассиди был в плохом настроении. А разговор с Говардом Гленном вовсе не улучшал его. Через день после поездки с Клэр в «Поншартрэн» за Мэри Кэтрин Кассиди рассказал Гленну обо всем, что произошло в тот вечер. Обо всем, кроме поцелуя.
— Итак, она не отрицала, что на пленке был ее голос? — спросил Гленн.
— Нет, поскольку у нее была вполне уважительная причина находиться в ту ночь в «Фэрмоне».
— Ну да, всадить пулю в священника.
— Или забрать свою мать, как она утверждает. Гленн скептически посмотрел на него.
— Послушай, Гленн, вчерашнюю сцену разыграть было бы довольно трудно. Душевная болезнь Мэри Кэтрин Лоран очевидна, и Кл… мисс Лоран защищает ее, как медведица.
Кассили посвятил Гленна в подробности взаимоотношений Клэр с Андре Филиппи.
— Это тянется еще с детства. Так что вполне объяснимо, что он солгал нам, желая оградить ее личную жизнь от посторонних глаз.
Гленн искал взглядом, куда бы пристроить окурок сигареты.
Кассиди предложил ему пустую чашку.
— Господи Иисусе, — сказал Гленн, — чем глубже мы копаем, тем интереснее все оборачивается.