Вот и знакомое здание цирюльни, здесь в подвальчике располагалась лавка местного менялы Давида. Спустившись по узкой каменной лестнице к массивной дубовой двери, Алексей с усилием толкнул её и зашёл в уже знакомое ему затемнённое помещение. На длинном прилавке, перегораживающем коридорчик, стоял небольшой масляный светильник, слегка подсвечивающий вход. Ещё одна толстая сальная свеча освещала сгорбившегося за столом в самой глубине комнатки пожилого седобородого еврея в маленькой вязаной шапочке-кипе на макушке.
— Ой-ё-ёй, кого я вижу! — вскинул он радостно вверх руки при виде Алексея. — Это ведь тот достойный молодой русский офицер, который почти два года назад пообещал ещё раз навестить бедного старого Давида в его скромной и холодной обители! Как же быстро летит это время, вы, господин, в самом расцвете сил, а мы всё больше и больше стареем! — продолжал он причитать, семеня к прилавку и откидывая его крышку. — Проходите же скорее в комнату, Алексей, по батюшке, если мне не изменяет память, Петрович? И присаживайтесь прямо вот сюда, к самой печке. Ради такого гостя я позволю её себе жарко натопить и, пожалуй, добавлю нам ещё немного света.
— Здравствуйте, Давид Соломонович! — улыбнулся Егоров, присаживаясь на предложенный ему массивный стул со спинкой. — Не прибедняйтесь, вы прекрасно выглядите и, как я вижу, всё так же бодры и полны сил!
— Что вы, что вы, господин офицер! — замахал тот рукой. — Какая там может быть бодрость, и какие могут быть силы у старого и больного еврея? Меня только и держат на этом свете хлопоты, как устроить своих близких в это непростое время, да ещё и забота о моей дорогой больной Сарочке, — и он, грустно качая головой, открыл дверку печки, засовывая в её топку несколько полешек. Затем зажёг ещё один светильник на стене и, подойдя к Алексею, учтиво поклонился. — Ещё раз, рад Вас приветствовать, Алексей Петрович, в моей скромной лавке. Вас привело ко мне какое-то дело или вы просто пришли проведать старого Давида?
Глаза менялы на его худом и смуглом лице горели живым огнём. Они очень контрастировали со всем этим унылым внешним видом и той серой обстановкой, что сейчас царила в его лавке.
— Мне, конечно же, действительно очень приятно вас видеть, Давид Соломонович, — приветливо улыбнулся старику Егоров, — но я всё же вынужден вам признаться, что меня к вам сегодня привело ещё и одно весьма деликатное и серьёзное дело, — и он сделал многозначительную паузу.
— О-о! — протянул меняла. — Тогда подождите меня одну минуточку. Не нужно, чтобы двум серьёзным и порядочным людям мешали бы при таком деликатном разговоре посторонние люди!
Он быстро засеменил к входной двери и, звякнув металлом, закрыл её сразу же на два больших, массивных заслона.
— Таки я внимательно вас слушаю, Алексей! — и он склонился перед егерем.
— Давид Соломонович, присаживайтесь, пожалуйста! — Лёшка кивнул на стоящий неподалёку табурет. — Мне, право, неловко сидеть перед вами, развалившись на этом троне у горячей печи, тогда как сам хозяин стоит рядом на ногах. Нет, нет, нет, и не спорьте, пожалуйста, — улыбнулся он, видя, что меняла хочет ему что-то возразить. — Поверьте мне на слово, если вы будете сидеть со мной рядом, то нам с вами обоим будет гораздо удобнее вести наши дела.