Я шепотом спросил:

– Что это?

Но я уже знал. Все пять «Харриеров» со знаками военно-воздушных сил. Которая сторона в шапках, а которая свободна, я не знал, но одно было несомненно: армия тоже разделилась на наших и не наших.

Приказ передали по радио: телевизионные передачи прекратились. Все свободные граждане должны оказывать помощь властям в борьбе с носящими шапки. Полное сотрудничество с полицией и армией, которые получили свободу действий в наведении порядка. Ситуация сложная, но свободные граждане, борющиеся за свою свободу, победят. Тем временем использование морского и воздушного транспорта – только по специальному разрешению. Население должно оставаться дома, избегать пользоваться автомашинами, кроме крайних случаев, и слушать правительственные радиопередачи.

Заявление повторили, а затем радио смолкло. Мы снова поймали эту станцию, но слышался лишь гул помех. Но следующая станция работала, диктор с йоркширским акцентом восторженно говорил, что победа свободных людей всего мира близка. Все должны быть готовы принести в жертву все, даже свою жизнь, если понадобится. Скоро человечество узнает мир и гармонию, которых оно тщетно искало с начала своей истории. Да здравствует трипод!

Папа и Марта пили виски. Марта и раньше частенько выпивала, но папа никогда, только по праздникам.

Он налил еще и сказал:

– Будет трудно день-два, может, с неделю. Продовольствие станет проблемой. – Он протянул ей стакан. – Последний приказ был оставаться на месте. Придется, но мне это не нравится.

– Мне тоже. Делай, что тебе говорят, – таков путь овец на бойню.

– Но у нас нет выбора. Мы не можем выбраться из страны – триппи контролируют Хитроу, но даже если бы аэропорт был свободен, полеты все равно запрещены. Здесь по крайней мере лучше, чем в городе.

Марта сказала:

– Мне никогда не нравилось принуждение.

Он раздраженно ответил:

– А кому нравилось? Но приходится смотреть фактам в лицо.

Она осушила свой стакан.

– Смотреть им в лицо – и рассчитывать. Особенно учитывать те, что на твоей стороне. Нам говорят, что нельзя вылетать из аэропортов и отплывать из портов. Если бы у нас было летное поле и частный самолет, никто не остановил бы нас.

– Но у нас нет… – Он замолк. – Ты имеешь в виду – «Эдельвейс»? Мы до него не доберемся. Между нами и рекой не менее полудюжины застав.

– Надо попробовать, чтобы проверить.

– Но даже если доберемся и выйдем в море, куда мы направимся?

– Я имею в виду одно место. Оно далеко от всей этой суматохи, и у меня там дом.

Он молча смотрел на нее. В конце концов сказал я:

– Гернси.

Папа продолжал молчать. Марта спросила:

– Ну? Почему бы нет?

– Это нарушение.

– Именно так говорит собака овце, которая выходит из ряда.

– Ну, если завтра или послезавтра дела пойдут еще хуже… подумаем.

– Бывают времена, когда раздумывать, а не действовать – худшая политика. – Как обычно, голос ее звучал твердо и решительно. – Действовать надо немедленно.

Он долго смотрел на нее, потом кивнул в знак согласия.

– Утром?

Она поставила стакан.

– Начну собираться немедленно.

Когда она вышла, папа налил себе еще. Он смотрел на фотографию в серебряной рамке – Ильза, смеющаяся, в летнем платье. Он уступил, понял я, потому что у Марты характер сильнее, а не потому, что согласился с ней. И может потому, что не хотел признаться в истинных причинах своего нежелания оставить дом. Я подумал, что знаю эту причину. Это был и дом Ильзы; оставить его – значило оборвать связь с Ильзой, может быть, последнюю.