— Бомбу?

— Бомбу.

— Из-за этой бомбы ты здесь и оказался?

Дуглас кивает.

— В общем он, Мартин Ломакс, палит из обоих стволов, перезаряжает и вдруг выдает: «Где мои алмазы?»

— Алмазы?

— Хватит повторять за мной каждое слово, Элизабет. Что за ужасная у тебя привычка! Как и эти твои измены.

— Так что там с алмазами, Дуглас? — не сбившись с шага, спрашивает Элизабет.

— Якобы у него дома хранились алмазы на двадцать миллионов фунтов. Неограненные. Отложенный платеж некоего нью-йоркского дельца колумбийскому картелю.

— И они пропали после вашего визита.

— Растворились в воздухе, утверждает Ломакс. Обвиняет нас черт знает в чем, требует возмещения, орет так, что крышу срывает. Ну, меня и притянули — с полным правом, все согласно протоколу, я не жалуюсь, — а я подробно описал всю операцию, в которой участвовали я и тот парень, Лэнс, из Особой лодочной службы, надежный человек, МИ-5 его одобряет. Рассказал, что, мол, Поппи снаружи, на стреме ждала, когда выйдут поисковики. Никаких алмазов не видели, никаких алмазов не брали, парень блефует.

— И тебе поверили?

— Почему бы не поверить? Всем ясно, какую игру он ведет. Нашел способ нас прищучить. Так что они вернулись к Ломаксу: простите за взлом, такая работа, а насчет алмазов бросьте, старина, и давайте попробуем остаться друзьями.

— Но он твердо стоит на своем.

— Точно. Клянется в честности, рассказывает, что колумбийцы уже готовы ему ногу оторвать и другую ногу, если алмазы не вернутся, и интересуется нашими планами в связи с этим.

— И что вы сделали?

— А что тут сделаешь? Меня и того парня задержали на пару дней, убедились, что мы не врем, и снова обратились к Мартину Ломаксу: слушай, друг, если эти алмазы и существовали в природе, в чем мы искренне сомневаемся, их взял кто-то другой. Еще некоторое время попрепирались таким образом, а потом он бросил вторую бомбу.

— Боже мой, Дуглас, — удивляется Элизабет, — две бомбы!

— Мартин Ломакс говорит: шлю вам фото. И фото приходит — кадр с камеры наблюдения, закрепленной на стене его дома: лицо видно яснее ясного, без маски.

— Ты снял маску?

— Жарко было, все чесалось, ты же меня знаешь, Элизабет. А балаклавы в наше время шьют из синтетики. Куда подевалась шерсть, хотел бы я знать? Так вот, мое лицо на фото — он не поленился выяснить, кто я такой, — и подпись: «Передайте Дугласу Миддлмиссу: у него две недели, чтобы вернуть мои алмазы. Если через две недели они не появятся, я сообщу американцу и колумбийцам, что они у него». С наилучшими пожеланиями, и все такое.

— И когда это было?

Дуглас останавливается, оглядывается и кивает сам себе. Затем смотрит на Элизабет.

— Как раз две недели назад.

Элизабет поджимает губы. Они уже вышли из-под деревьев и стоят на тропинке, ведущей к монастырскому кладбищу. Она показывает на скамейку впереди.

— Присядем?

Элизабет с Дугласом подходят к скамье и усаживаются.

— То есть за тобой теперь охотятся нью-йоркская мафия и колумбийский наркокартель?

— Да уж, милая, беда не ходит одна.

— И Служба прислала тебя сюда, чтобы отсидеться?

— Ну, честно говоря, это моя блестящая идея. Я читал о тебе, о твоих последних эскападах и об этом местечке — Куперсчейзе, и подумал, что лучшего убежища не найти.