— Элиджа — это матёрый бандюга, глава одной из крупнейших преступных организаций.

— Но ведь теперь он в тюрьме, значит, он никто. Ридзик покачал головой:

— Не совсем, не совсем.

— Но ведь он же в тюрьме?

Ридзик оторвал глаза от дороги и взглянул на Данко:

— Да, он там. Мы ведь тут тоже иногда кого-то арестовываем, знаете?

— Рад слышать. А то уж я было подумал, что в вашей стране законы вообще ничего не значат, а всем заправляют гангстеры. Расскажите мне про Миранду.

Ридзик нажал клаксон, подгоняя задержавшийся перед ним автомобиль, чтобы успеть проехать на зелёный свет. Побыстрее.

— Миранда? — он на секунду оторвал руки от руля. — Ну что мне сказать? В основе своей это хороший закон. Он предназначен для того, чтобы защитить невинных. Но у каждый палки, как вы знаете, два конца. Так что он разрешает и всяким подонкам держать язык за зубами, пока не появится подобный им подонок-адвокат и не скажет первому подонку, что тому следует говорить.

Для Данко не потребовалось перевода слова «подонок», хотя в Киеве они его и не учили.

— В Советском Союзе у вас тоже есть право посоветоваться с адвокатом.

Сие Ридзика удивило:

— Вы не шутите?

— Через два дня после ареста.

— Через два дня? Вы что, издеваетесь?

— Я не издеваюсь.

— Старик, — сказал Ридзик, — у вас, ребята, все там схвачено. То есть, я хочу сказать, что мы вроде как должны стоять на страже закона, но это вовсе не значит, что закон на нашей стороне. Вы понимаете, что я имею в виду?

И в этом заключалась ещё одна диковинная сторона американского правопорядка.

— Нет, — ответил Данко.

Ридзик сунул в рот сигарету, но прежде чем чиркнуть зажигалкой, бросил взгляд на своего спутника:

— А ваш костюмчик случайно не взорвётся?

— Думаю, это вам не угрожает.

«Ну, — подумал Ридзик, — это уже чуть ли не шутка».

— Просто хотел убедиться, — сказал он. Данко решил, что «Джолье» совсем неплохо выглядит для тюрьмы. Когда они прошли мимо охраны, он оглядел камеры, которые показались ему весьма просторными и чистыми, причём в каждой стояло лишь по шесть коек. А в некоторых, что он с удивлением отметил, даже стояли телевизоры, к тому же цветные. Заключённые слонялись без дела, болтая, слушая музыку либо просто листая журналы. Что служило лишним доказательством того, насколько мягко относятся американцы к преступникам.

В тюрьме не должно быть так шикарно — не удивительно, что преступники её не боятся.

— А этот самый Абдул продаёт наркотики из тюрьмы? Как же это возможно?

— Очень просто. Этих ребят мы посадили, но другие-то остались. Они поддерживают связь.

— Но охрана…

— У них есть замки, но не кляпы. К тому же есть такие места в тюрьме, которые находятся вне сферы надзора, — он показал пальцем. — Не хотите ли туда спуститься?

— Да.

Ридзик кивнул:

— В этом месте банды заправляют всем. Арийское Братство, Мексиканская мафия, Бритоголовые, Эль Рукны, Мусульмане — они правят окружением так же, как правительства — многие правительства — правят своими странами: путём террора. А поскольку большинство из заключённых — рецидивисты, то и у вожака каждой банды есть множество связей со свободой.