— Ну, с богом, мужики! — напутствовал майор Проничев. — Не наш, конечно, метод — уповать на то, чего нет, но…
— А что, молитва лишней не будет, товарищ майор, — оскалился Каляжный. — Сами не оплошаем, и боженька не подведет… И вам счастливо оставаться, товарищ майор. Даст бог, еще свидимся…
Пан Кыштовский первым растворился в недрах подземелья. Поскрипывали скобы, вмурованные в кирпичную кладку. Ломакин дождался, пока тот спустится, переглянулся с Каляжным, глубоко вздохнул и скинул ноги в шахту…
Глава вторая
Тьма спустилась на Варшаву, когда сдвинулась крышка колодца, прикрытая жестью для маскировки. Возникла голова, затем плечи и все остальное. Смутный силуэт выскользнул из шахты, пробежал, затаился за бетонной плитой. Показался второй, примкнул к первому. Люди выбирались по одному, рассредоточивались на узком пятачке. С одной стороны возвышался забор, с другой — приземистое портовое сооружение. Невысокие деревья, городьба из плит. К ночи собрались облака, закрыли звезды. Дул ветер, и было слышно, как плещется вода. По макушкам деревьев плясали отблески пожаров. На западе что-то глухо рокотало. На востоке тоже было неспокойно — долетали раскаты, и явно не грома. В окружающем пространстве не было ни людей, ни источников шума. Люди выжидали, прислушивались. Закряхтел Ломакин, присоединяясь к польскому проводнику, который, вытянув шею, проницал пространство. К ним подполз Каляжный, пристроил автомат.
— Все, панове, вы на месте… — зашептал, коверкая русские слова, Кыштовский. — Это старая пристань, ее разбомбили… Немцы в стороне — на Шаволинской, а еще усиленные посты у мостов, но мы от мостов далеко… Здесь могут ходить отдельные патрули, а еще на воде катера — они иногда курсируют в городской черте… Подберете лодку там, внизу… — кивнул он. — Я их приметил еще вчера, есть целые посудины, и весла можно найти… Поймает патруль на воде — говорите, что вы с Засолья, оттуда плывете, вас течением снесло…
— Спасибо, товарищ, — поблагодарил Ломакин. — Ты молодец, дальше мы сами…
— Будьте осторожны, когда станете спускаться, — предупредил Кыштовский. — Тут парапет был, набережная в бетоне… Ваши бомбы бросали, когда немецкие катера стояли, — там все вот так… — широко развел он руками. Затем, пригибаясь, засеменил прочь — он сделал свое дело и мог удалиться.
Офицеры всматривались в темноту. Пройти по подземелью было просто. А вот дальше — уже сложнее.
— Ну что, в дорогу, капитан? — выдохнул Ломакин. — Двум смертям-то точно не бывать…
— Эй, народ!.. — Каляжный выразительно махнул рукой. — Спускаемся к реке. И не шуметь мне тут…
Люди выбирались из укрытий, перебегали. Остались во тьме посеченные осколками деревья. Старая набережная представляла собой унылое зрелище. Ранее закатанная в бетон, а ныне вздыбленная, перепаханная авиационными бомбами, она стала бы идеальной преградой для танков. Под наслоениями бетона плескалась вода. Заброшенная лодочная станция находилась справа — подойти к ней было проблематично. Спускались по одному, выверяя каждый шаг, проверяя на ощупь опорные поверхности. Каляжный вдруг охнул, замахал руками, пытаясь удержаться, когда из-под ног стал уплывать огрызок бетона. Ломакин метнулся к нему, схватил за шиворот и выругался: