Боумана затянуло уже по пояс и затягивало все глубже и глубже. Он попытался плыть, но понял, что подобными движениями скорее добьется обратного результата. Это немного затормозило погружение, но не остановило его. Трясина принимала его в свои объятия безжалостно и беспощадно.
Он взглянул на пятерку преследователей — каждый теперь выражал свои чувства по-своему. Кзерда улыбался той «приятной» улыбкой, которую, наверное, специально приберегал для таких случаев. Серл медленно облизывал обветренные губы. Их взгляды были устремлены на лицо жертвы. Даже если бы Боуман и стал просить помощи или молить о пощаде, это все равно никак не отразилось бы на его бесстрастном лице. Но он и не помышлял об том, познав страх в развалинах старой крепости и на арене в Мас-де-Ловэннель. Сейчас страха он не испытывал. Тогда был шанс выжить, хоть маленький — но был. Все зависело от его способностей, от точной координации мыслей и тела. Но здесь весь его опыт, все знания и ловкость были бесполезны. Трясина делала свое дело. Это был конец, и он смирился с ним.
Эль Брокадор смотрел на Боумана. Его засосало уже до подмышек. На поверхности оставались лишь плечи, голова и руки. Тореадор внимательно вгляделся в бесстрастное лицо Боумана и покачал головой; повернулся, осуждающе оглядел Кзерду и Серла. Снял веревку с седла.
— Нельзя так поступать с таким человеком, — сказал он. — Мне стыдно за всех нас. — И точным броском послал веревку Боуману. Она упала около его рук.
Даже самый пылкий поэт, воспевающий красоты Сен-Мари, если такой существует, был бы поставлен в затруднительное положение необходимостью с пафосом описать прелесть главной улицы городка, которая тянется с востока на запад вдоль побережья, защищенная высокой каменной стеной. Как и весь городок, она полностью лишена колорита и живописности. И только однажды вечером ее унылое однообразие было нарушено присутствием причудливо одетых туристов, цыган и пастухов, а также установленными здесь ярмарочными палатками, тирами, павильонами гадалок и сувенирными лавками, словом, всем тем, что предназначено для развлечений.
Можно было подумать, что это зрелище не способно доставить особого удовольствия аристократической душе ле Гран Дюка, сидевшего в забегаловке возле отеля «Мирамар», но он наблюдал за происходящим с видимым интересом. И, что еще более странно, разумеется, с консервативной точки зрения, присущей ле Гран Дюку, Карита сидела рядом с ним. Ле Гран Дюк поднял литровый графин красного вина, налил изрядную порцию в большой стакан, который стоял перед ним, плеснул немного в стакан Кариты и довольно улыбнулся, но не от радости лицезреть окружающее, а от того, что в руке он держал только что полученную телеграмму. Было ясно, что хорошее настроение ле Гран Дюка не имело никакого отношения к происходящему вокруг. Источник его радости лежал в телеграмме, которую он держал в руках.
— Замечательно, моя дорогая Карита, просто замечательно! Как раз то, что нам нужно. Черт возьми, как они быстро справились! — Он еще раз прочитал бумагу и вздохнул: — Самое большое удовлетворение получаешь, когда твое предположение сбывается.