— Н-не очень, — сказала Рози, улыбаясь.

— Жалею вас. Жизнь должна казаться вам невероятно тоскливой. А стоит вам начать верить, как все вырастает в тысячу раз. Фаллические символы вышиной в пятьсот футов. — Он поднял руку. — Ряд оскаленных зубов, вдоль которого можно бежать добрую сотню шагов. — Он осклабился на нее из-за своей бороды. — Раны, такие большие, что целая шестерка цугом может проехать в их гнойные глубины. Каждое самое незначительное действие приобретает извечный смысл. По-настоящему наслаждаться жизнью можно только тогда, когда веришь в Бога, и особенно в ад. Например, если в ответ на настойчивые приставания моей окровавленной бороды вы хотя бы на несколько минут сдадитесь, — насколько больше наслаждения вам это доставит, если при этом вы будете верить, что совершаете грех против Духа Святого, если все это время вы будете спокойно и бесстрастно думать: «Мало того, что это смертный грех, это, сверх того, уродливо, нелепо, это похоже на акт испражнения, на…»

Рози подняла руку.

— Вы просто ужасны, — сказала она. Колмэн улыбнулся ей. И все-таки она не ушла.

— Кто не со мной, тот против меня, — сказал Колмэн. — Если вы не в состоянии быть «с», тогда уж решительно выступить «против», чем быть просто отрицательно-безразличной.

— Вздор! — слабо запротестовала Рози.

— Когда я называю свою возлюбленную нимфоманкой и сукой, она вонзает мне в руку перочинный нож.

— И что же, вам это доставляет наслаждение? — спросила Рози.

— Огромное, — ответил он. — Это гнусно до последней и самой низкой степени и в то же время исполнено глубочайшего извечного смысла.

Колмэн замолчал; Рози тоже ничего не сказала. Напрасно она желала, чтобы на месте этого опасного, грозного дикаря оказался Тото. Мистер Меркаптан должен был бы предупредить ее. Но ведь он же предполагал, что она уже знает этого субъекта. Она подняла на него глаза и увидела, что его блестящие глаза пристально смотрят на нее; он беззвучно смеялся.

— Вы не хотите узнать, кто я такая? — спросила она. — И как я сюда попала?

Колмэн кротко покачал головой.

— Отнюдь нет, — сказал он.

Рози почувствовала себя еще более беспомощной.

— Почему? — спросила она самым смелым и дерзким тоном, на какой только она была способна.

Колмэн ответил ей вопросом на вопрос:

— Зачем?

— Это было бы законное любопытство.

— Но я знаю все, что хочу знать, — сказал он. — Вы — женщина, или по крайней мере обладаете всеми вторичными половыми признаками таковой. Разрешите мне добавить, что развиты они не слишком пышно. Ноги у вас не деревянные. Ваши веки порхают по вашим глазам вверх и вниз, как подвижная штора сигнального фонаря, выводя на общепринятом коде буквы А. М. О. R.[129] — а не C.A.S.T.I.T.A.S.,[130] или я очень ошибаюсь. Ваш рот выглядит так, точно он умеет и целовать, и кусать. Вы…

Рози вскочила с места.

— Я ухожу, — сказала она.

Колмэн откинулся на спинку стула и заржал.

— Кусайте, кусайте, кусайте, — сказал он. — Тридцать два раза. — И он принялся открывать и закрывать рот как можно быстрей, так что зубы защелкали с сухим костяным звуком. — Каждый кусок тридцать два раза. Так сказал мистер Гладстон. А уж кому знать, — он снова защелкал своими острыми белыми зубами, — кому знать, как не мистеру Гладстону.