Лили вновь наполнила чашку чаем, довольная тем, что рука у нее не дрожала, хотя дыхание и участилось, а сердце стучало, как паровой молот. Груди раздулись, соски уперлись в расшитую хлопчатобумажную сорочку. По лицу Сэмюэла она поняла, что он тихонько постучится в ее дверь после того, как слуги улягутся спать. От воспоминания о том, как ей было с ним хорошо, Лили бросило в жар. Между ног словно что-то растаяло.

Может, если Сэмюэл очень уж очарует ее, она позволит ему задрать подол ночной рубашки и посмотреть на ее пухлые бедра. Только посмотреть, ничего больше. Один раз, дав себе волю, она разрешила ему развязать завязки сорочки и приподнять ее груди. Высокие, упругие, которыми она очень гордилась. И соски ей нравились, большие, словно медные монеты.

А как Сэмюэл стонал, когда гладил упругую плоть, вымаливал разрешение поцеловать хотя бы одну грудь. Он нежно пощипывал соски, пока они не превратились в твердые столбики, совсем как сейчас. Лили чуть улыбнулась, вспомнив, какая жадность горела у него в глазах. Но Сэмюэл не из тех, кого можно долго водить за нос. Его надо поощрять, а не то он быстро найдет более легкую добычу.

Несмотря на то что Сэмюэл ей нравился, Лили не собиралась повторить ту же ошибку, что его последняя пассия. Бедняжку Моди отправили к родителям с недельным жалованьем и без рекомендательного письма. Вот почему Сэмюэла следовало держать в узде. Она не хотела стать очередной его игрушкой. Нет, она рассчитывала получить от него гораздо больше.

Допив чай, она поднялась, отнесла чашку и тарелку на судомойню при кухне. Пожелала спокойной ночи повару и горничным, кивнула Сэмюэлу и поднялась к себе. Повесила платье и нижние юбки, помылась, а потом долго расчесывала волосы, пока они не рассыпались по плечам морем мягких завитков. И с нарастающим возбуждением потянулась к коробке, что стояла на комоде.

Вечерние перчатки из черной лайки лежали меж слоев тонкой фиолетовой бумаги. Мягкие и нежные, как бархат. На запястье каждая застегивалась рядом крошечных кнопок. По верху перчатки украшали поблескивающие черные бисеринки и перышки. Такие могла носить только благородная дама.

Лили с любовью поглаживала перчатки, когда ее осенило. Губы раздвинулись в улыбке. Теперь она знала, зачем купила перчатки.

А вскоре раздался тихий стук в дверь. Лили подготовилась к встрече. Она сидела на деревянном стуле, сложив руки на коленях, в простеньком платье, застегнутом на все пуговицы. Единственная свечка едва разгоняла мрак.

— Заходи, — вырвалось у нее.

Сэмюэл осторожно прикрыл за собой дверь. И без того маленькая комната с его приходом стала совсем крошечной, отбрасываемая на стену тень увеличивала его габариты. На мгновение у Лили упало сердце. Неужели она сможет навязать свою волю такому здоровяку? А потом подумала о вечерних перчатках, о том, как их воспримет Сэмюэл, и к ней вновь вернулась уверенность в своих силах.

Сэмюэл удивленно воззрился на нее. Очевидно, он ожидал найти ее лежащей в постели или нервно ерзающей на покрывале. И то, что он увидел, похоже, разочаровало его.