Но поздно — кирасирам не дали времени собраться, караул у ворот был смят за одну минуту пьяными гвардейцами, и кирасиров захлестнула зеленая волна пехотных мундиров. Кое-где вспыхнули потасовки — неизбежное трение между зажравшейся гвардией, давно не нюхавшей пороха, и армейскими кирасирами, хлебнувшими лиха на войне. Был бы полк на коней посажен, да с оружием и в стальных кирасах — мятежную гвардейскую сволочь рассеяли бы по улицам в полчаса. А сейчас все пропало — цейхгауз захвачен, а безоружных кирасиров загоняют прикладами и штыками в казармы. Михаил Измайлов обреченно выругался.

И только тут семеновцы сообразили и решили взять под арест генерала, большого ненавистника «царственной шлюхи», как он ее неоднократно называл в светском обществе. Бранные слова эти, понятное дело, тут же становились известными Екатерине, ведь доброхотов во все времена хватало, тем более у трона, где шла постоянная грызня за власть.

Измайлов часто советовал императору Петру избавиться от супруги, украшавшей мужа развесистыми рогами. Это еще более подкидывало дров в костер их взаимного недоброжелательства…

Время уходило, и генерал физически ощущал это. Еще минута — и будет поздно. Михаил Измайлов обернулся — рассчитывать он мог на двух адъютантов и трех кирасиров караула, которые, будучи отпихнуты от ворот, сумели присоединиться к своему командиру. Да на пол-дюжины лошадей, что оседланными стояли у коновязи.

Генерал выругался — на них нет кирас, из оружия только палаши, а мятежников несколько сотен…

— Держи генерала! — Вопли гвардейцев запоздали.

Измайлов с несколькими кирасирами пришпорили коней и направили их на караул измайловцев, закрывавший собой ворота. Рослые лошади прорвали тонкую цепь караульных, которые встретили отчаянную атаку шести смельчаков штыками.

Один всадник рухнул вместе с конем, другого за ногу стащили с седла. Но эти два рядовых кирасира исполнили свой долг, позволив генералу с адъютантами подскакать к воротам. Четверо всадников сокрушили нескольких солдат копытами тяжеловесных коней, рубанули плашмя палашами по пьяным храбрецам и разметали гвардейцев в стороны.

Наметом проскочив заставу, беглецы вылетели на Петергофскую дорогу. Генерал оглянулся — погоня из орущих гвардейцев отстала, и он рукой подал знак перейти на рысь, чтобы раньше времени не загнать лошадей. Из западни вырвались четверо — генерал, два его адъютанта и капрал.

Измайлову осталось только горько и скорбно скривить губы — Невский кирасирский полк не подвел и остался верен присяге, вот только к императору в крепость Петерштадт этим проклятым утром уйти не успел…

— Ты предан мне, мой старый друг, и воздастся тебе за верную службу и мне, и моему великому деду. Но негоже в царской опочивальне о делах разговоры вести! Антоныч, иди в мой кабинет. — Петр сделал неопределенный жест рукой.

Миних четко повернулся кругом, открыл сильным касанием руки дверь и четким солдатским шагом направился через весь зал к правой двери.

Собравшиеся в зале придворные и сановники, а Петр опознал последних по алым лентам ордена Александра Невского через плечо, расступались перед ним, как волны.