Вадим медленно и почти аккуратно очистил тарелку, отодвинул ее и, внимательно посмотрев на девушку, сказал:

– Если уж ты позвонила мне и попросила прийти… Последний раз такое случалось, если я не ошибаюсь, в девятом классе? Так что все эти твои отговорки насчет осенней хандры – по-моему, просто женские штучки. Но я не стану настаивать. Я ведь никогда ни на чем не настаивал, верно? Захочешь – расскажешь сама… У тебя по-прежнему можно курить?

Даша рассеянно кивнула:

– Разумеется, можно. А что могло в этом смысле измениться?

– Ну, может, ты беременна, – без тени улыбки ответил Вадик. – Вот и решила поделиться новостью и сомнениями со старым приятелем, обладающим какими-никакими медицинскими познаниями…

Он молча курил, Даша меняла на столе тарелки, раскладывала жаркое, незаметно убирала высокие бокалы, которые поставила было перед его приходом, – в этот раз она почему-то не решилась предложить ему вина, а он сделал вид, что не заметил их пустоты… «Сегодня мы оба только и делаем, что делаем вид, – тоскливо подумала девушка. – И он ведь, похоже, действительно не собирается меня ни о чем расспрашивать… Он никогда не настаивал, это верно, но всегда умел сделать так, что я делилась с ним. А сегодня он не хочет помогать мне. И, наверное, не хочет ничего обо мне знать…»

– Тебе это больше не интересно? – неожиданно для себя самой напрямик спросила Даша, не уточняя, что именно она имеет в виду, будто Вадик мог – да нет, просто обязан был – читать ее мысли.

Он стряхнул пепел в хрустальную пепельницу и спокойно переспросил:

– Ты о своих делах? Ну что ты, разумеется, интересно. Ты же знаешь, меня касается все, что касается тебя.

Даша много раз слышала из его уст эту фразу, и всегда она звучала по-разному – взволнованно, обиженно, даже негодующе, но никогда так заученно и безразлично, как теперь.

– Ты никогда не был таким, – прошептала она почти обвиняюще, хотя тут же мысленно себя одернула: «Остановись. Ты не имеешь права требовать от него сочувствия».

– Ты никогда не видела меня таким, – тихо поправил ее Вадик. – В этом все дело. Не я изменился, просто изменилась ситуация. Я никогда не приходил к тебе в такие периоды своей жизни, как сейчас. Я готовился к встрече с тобой по нескольку месяцев, отказываясь от водки, стараясь выспаться и даже… – он хрипло засмеялся, – посетив парикмахерскую. Представляешь? Мне не хотелось тебя разочаровывать…

– Зачем же сегодня?..

– Ты позвала, – коротко ответил Вадик. – Я не смог отказать. Я думал, тебе нужна помощь.

Он с хрустом потянулся, легко вскочил на ноги и вдруг спросил:

– А телевизор у тебя работает?

– Конечно, – растерялась Даша, – он там, в комнате.

– Ну, этого-то я еще не забыл, – кивнул Вадик. – Я посмотрю немного, можно? Мне уже скоро идти… Ты подумай пока, и если все-таки надумаешь посоветоваться – я готов.

Она, оставив грязную посуду на столе, пошла вслед за ним в комнату, кинула для него на диван удобную подушку, включила телевизор и задернула шторы мягкого винного оттенка. На улице уже начинало темнеть; лиловые сумерки наконец-то добавили новых тонов в серую безжизненность осеннего дня, и Даша, бросив взгляд вниз на мокрые тротуары, в который уже раз за последние дни вспомнила сочную зелень травы и бездонную синеву неба из своего далекого, непонятного сна.