— Прекрасно, — улыбнулся я. — Погода такая, что хуже некуда, значит, скорее всего, перемена окажется в лучшую сторону. Давай укладываться. Спасибо добрым людям, они сюда много лапника натаскали. Выспимся почти как на пуховых перинах.
Пробудился я посреди ночи, сонно моргая. Перед глазами пронеслись смутные буквы, сливающиеся в размытое сообщение от ПОРЯДКА.
Интуиция: что-то происходит.
Происходит? Что это значит?
И почему я проснулся задолго до рассвета? Я ведь вымотан так, что тремя будильниками не разбудить. Что меня подняло? После столь утомительного перехода обязан проваляться до утра.
И как понимать эту надпись?
Будильником сработал не холод. Да, костер уже прогорел, рассыпавшись грудой алых углей, но жар от них исходил солидный. Отражаясь от экрана, устроенного из многострадального брезента, он обогревал меня и спереди и сзади, ни о какой бодрящей прохладе не могло быть и речи. Даже ветер, заметно усилившийся, сюда почти не достает. Или грот так удачно устроен, или люди, сделавшие этот очаг, выбрали самое защищенное место.
Складывалось впечатление, что меня сам ПОРЯДОК как-то разбудил. Выдал сообщение и приказал мозгу проснуться, чтобы слова прочитать.
Но зачем он это сделал?
И как понимать смысл сообщения?
Сонное оцепенение отступало неспешно. Шестеренки в моей голове работали еле-еле, со скрипом. Больше всего хотелось перевернуться на другой бок и продолжить досматривать сладкий сон. Но годы вынужденного безделья не превратили меня в тряпку. Обитая в, мягко говоря, не самом приятном окружении, я утешал себя мечтами о восстановлении здоровья и страшной мести тем, кто со мной это сотворил. Продлись такое существование еще лет пять, дело могло дойти до нехорошей мании, а там и полностью разрушенной психики. Ну а так я просто оставался человеком с головой, которая готова к чему угодно в любое время суток.
В общем, поворачиваться на другой бок я не стал. Вместо этого приподнялся, положив ладонь на древко ари, а второй рукой подбросил в костер несколько хворостин.
Надо осмотреться.
В первые секунды, вместо того чтобы осветить пещеру, хворостины сработали наоборот, заслонив алеющие угли. Те практически ничего кроме себя не освещали, но все равно стало заметно темнее.
И в этот момент я что-то услышал. В пещере кто-то был. И, судя по звуку сдвинувшегося под чьим-то весом камешка, это не летучая мышь, коих вечером под сводом висело немало.
Бяка, подскочив, сонно воскликнул:
— А-а-а-а! Кто здесь?!
— Тише! — рявкнул я, поднимаясь во весь рост с ари на изготовку.
Упырь все понял правильно. Вместо того чтобы задавать неуместные вопросы, он с треском выдрал из лежанки несколько ветвей сухого лапника и бросил их в костер.
Стало еще темнее. Можно сказать, воцарился кромешный мрак. Единственное, что я в нем различил, — это сияние углей, толку от которого почти не было.
Но тьма царила считаные мгновения. Сухая хвоя затрещала, стремительно разгораясь, и от костра начал распространяться освещенный ореол. Сначала он разошелся на пару шагов, затем дальше и дальше. И вот уже по стенкам пещеры пляшут тени, над головами проносятся летучие мыши и прекрасно видно отблески, отражающиеся от воды в луже.