Прапорщик снял с шеи цепочку с фамильным медальоном и бросил ее на кон, взяв с есаула слово, что тот продаст вещицу ему обратно, после того как прапорщик разбогатеет.

Но и медальон оказался на той стороне стола, где сидел есаул. И по мере того как все спокойнее, холоднее и недоступнее становился расчетливый Дигаев, распалялся, окончательно терял голову прапорщик, кидаясь от одного участника похода к другому. Но, будто почувствовав что-то неладное и торопя развязку, никто не хотел давать ему денег.

А за столом Ефим Брюхатов, закручивая напряжение еще в более тугую спираль, стал выигрывать у есаула, громко сообщая о выигрышах и приглашая окружающих радоваться вместе с ним.

— Опять карта ушла от меня, — посетовал Дигаев, — говорят, что доброе дело иногда помогает вернуть удачу. Садитесь, прапорщик, я прощаю самый последний ваш проигрыш. Можете считать, что деньги снова ваши, если хотите, можете сыграть на них. Но, в общем-то, я вам не советую этого делать, вдруг проиграете. Лучше возьмите и припрячьте их до лучших времен, мы пока с Сиплым сквитаемся. Доброе-то дело я уже сделал, должен же я у него теперь выиграть.

Но Магалиф предпочел играть. И казалось, что фортуна снова, как и в начале игры, повернулась к нему. Он дважды взял банк и тогда решился за один раз восстановить утраченные позиции, вернуть большую часть проигранного. И… все проиграл!

— Конец! — удрученно, тускло глядя в карты, произнес он. — Играть больше не на что.

— Это точно, прапорщик, вас не спас даже мой лахман — прощение карточного долга. Ничем помочь вам больше не могу. Хотя… хотя разве… Ах, нет-нет, пустое…

— О чем вы, есаул, вы можете еще на что-то сыграть со мной? Да? Можете? Так в чем же дело?

— Нет, прапорщик, это какая-то дикая, непонятно откуда взявшаяся идея мелькнула, но нет, нет…

Однако прапорщик не успокаивался, он тормошил партнеров, умолял сказать.

И тогда есаул, жестко глядя ему в глаза, кивнул головой в сторону брезентового полога:

— На нее… играем? Взамен — весь ваш проигрыш.

— Нет, нет! Спаси вас Христос, что вы говорите, есаул! Как вы смеете? Нет!

Но есаул уже и не слушал его, он продолжал свою затянувшуюся партию с Сиплым, который опять излишне громко выражал свою радость по поводу очередного выигрыша.

Глаза прапорщика бегали по лицам игроков, по их рукам, ласкали карты, кучку золотых монет, сложенную на середине стола. Его лицо отражало внутреннюю борьбу разума с помешательством, щеки побледнели, как будто кровь затаилась в сосудах, и только в глазах отражались блики страсти, ярости, желания наркомана, человека, забывшего пределы разумного.

— Согласен! — тронул он есаула за рукав кителя.

— На что вы согласны? — отчетливо, громко произнес Дигаев. — Что вы мне предлагаете?

— Давайте играть на Настю! — прохрипел прапорщик.

За занавеской что-то упало и покатилось, позвякивая.

— Вы хорошо подумали, прежде чем делать мне такое предложение? — спокойно поинтересовался есаул Дигаев.

— Да полно вам, полно, есаул, разве мало вам того, что я так унижаюсь, что я согласился? — в каком-то горячечном бреду проговорил Магалиф и, собрав карты, протянул их Дигаеву. — Сдавайте или велите мне сдавать?