Тока дальше я не видал. Меня проверять взялись… Я думал — не выживу, но когда раз трёхсотый по песку катился с ног сбитый, услыхал:

— К швабам его в самый раз. Годится.

Вот и вышло все, как цыганка нагадала: и встреча неожиданная, да не абы с кем, а с королем, и счастье негаданное — потому как нет ничего дороже, даже для такого как я, чем жизнь свою многогрешную сохранить…

Робер вернулся из Франции с перевязанной рукой. Я встревожилась, но видя, как он вышагивает по двору — румяный, довольный и еще более деятельный, чем всегда — пришла к мысли, что его рана не опасна.

— Смотрите, мама, кого я вам привез! — гордо улыбнулся мне "сыночек" и слегка приобнял здоровой рукой стоящего рядом мужчину в поношенном плаще. — Мой дядя был хороший малый, как говорится… да был посажен под замок. Его я в Англию доставил, к любимой маме приволок!

Все вокруг начали восхищаться очередным проявлением поэтического дара Робера, а кто-то даже подобострастно упомянул, что в науке стихосложения наш король явно превзошел своего отца Ричарда. Марион гордо улыбалась и прижималась к обожаемому супругу, Робер выжидательно поглядывал на меня, я же смотрела на Джона Плантагенета… Среди всеобщего ликования боевой трофей моего сына, напротив, вовсе не выглядел счастливым, хотя, казалось бы, произошло именно то, чего мой деверь и желал…

Сначала я даже не узнала его, столь потерянным и не похожим на самого себя он выглядел. Конечно, мы с ним виделись всего пару раз и довольно давно, и за это время он мог сильно измениться… Но не настолько же! Тогда, несколько лет назад, он показался мне довольно милым и во многом чем-то неуловимо похожим на Джоанну. Но в тот момент он занимал не так много места в моих мыслях… А, вернее, почти совсем не занимал. И хотя после рассказов Джоанны я полагала, что хорошо знаю, что за человек Джон, мне казалось, что сейчас передо мной стоит совершенно незнакомый мужчина.

У него был вид человека, из последних сил старающегося сохранить остатки достоинства. И, к сожалению, это удавалось ему с трудом. И дело вовсе не в одежде с чужого плеча — знавала я тех, кто и в рубище выглядел повелителем! — а в том, что, очевидно, творилось у него в душе. Но приступать с расспросами я не сочла возможным и лишь понадеялась, что после должного отдыха мой деверь почувствует себя лучше.

Я, как могла, поблагодарила Робера, но мне показалось, что он ожидал большей или, скорее, иной похвалы. Вообще, в последнее время наши отношения с ним как-то… нет, не то чтобы испортились, но неуловимо изменились. В той ситуации, когда только мы двое знаем всю правду, мне хотелось бы чувствовать, что мы на самом деле — вместе. А сейчас мне так не кажется… Он по-прежнему советуется со мной и с готовностью выполняет мои просьбы, но — Боже мой! — как он это делает! Иногда, кажется, лучше бы и вовсе не выполнял!

В последнее время я боюсь проснуться однажды утром и обнаружить, что я ему больше не нужна. А такое вполне может случиться — ведь сейчас с ним происходит то, что уже происходило на моих глазах с другими: он почувствовал вкус подлинной власти. Правда, в этом вкусе он не разобрался. Словно изысканное блюдо подали голодному, три дня не евшему человеку…