Каким прекрасным было начало жизни! Мамай вспомнил себя восемнадцатилетним – горячим и быстрым в делах и поступках, как обоюдоострый меч. Тогда он взял себе первую жену – дочь Бердибека, который был старшим сыном славного и могущественного хана Джанибека. Девушку звали Ханум-бегим…

Именно тогда сам правитель Азова – Хазбин согласился стать его сватом. И чтобы не уронить достоинства ногайлинцев, приказал посадить всех, кто принимал участие в поездке, на одномастных черных иноходцев, вся сбруя которых была украшена белым серебром. Славное было время, и бесконечная, как дорога в Дешт-и-Кипчак, лежала впереди будущая жизнь. Во главе каравана, состоящего из одних бурых наров, тяжело нагруженных вьюками с подарками, ехал сам Хазбин. По правую руку – его внук Карабакаул, слева – знаменитый лучник, не знающий страха Кастурик-мирза, а стремя в стремя с ним – Азу-жирау, чья слава сказителя-песенника уже распростерла над ногайскими степями свои могучие крылья.

О время, подобно тому каравану, прошедшее над степью и растаявшее в голубоватой дымке зноя, где ты!

Мамай зажмурил на миг глаза, и в памяти отчетливо нарисовалось то давнее и как будто бы совсем забытое. Едва у края земли показался Сарай-Берке и стали видны голубые купола мечетей и острые, словно поднятые к небу пики, минареты с золотыми полумесяцами над ними, Азу-жирау остановил своего иноходца и, прижимая к груди домбру, ударил по ее струнам.

С этой минуты суждено было облететь этой песне всю степь, с этой минуты суждено было проснуться в душе Мамая сладкой и неукротимой мечте – когда-нибудь завладеть Золотой Ордой, сесть на ее трон и, подобно грозному Бату, повелевать ее необъятными просторами, войском и бесчисленным народом.

Десятилетия минули с той поры, и все равно не хотелось верить, что мир настолько переменился. В год собаки (1346) увез Мамай из Сарай-Берке прекрасную, как утренняя заря, дочь будущего хана Золотой Орды Бердибека. И не рабы и рабыни, не богатые подарки, не бесчисленные косяки полудиких коней и отары овец, полученные вместе с Ханум-бегим, веселили тогда сердце Мамая. Самое драгоценное было – родство с чингизидами. Судьба словно открыла свое лицо эмиру Мамаю. С каждым днем начало расти и крепнуть его влияние среди родов, населяющих Золотую Орду.

Проходит время, и иссякает самый бурный поток. Потомки Джучи, боясь за свою жизнь, зарезали Бердибека. И теперь уже сами сплелись в яростный змеиный клубок. Страшная, безжалостная борьба шла у подножья золотоордынского трона. За восемнадцать лет после смерти Бердибека на трон вскарабкивались двенадцать ханов, но никому из них не удалось продержаться более двух лет – кого скинули, кого зарезали, кого отравили. Качался от междоусобиц остов Орды, трещала и рвалась на части могучая Орда. Каждый кто мог старался оторвать от нее хотя бы клочок и объявить себя ханом.

Деятельный, вечно жаждущий власти и славы, не оставался все эти годы в стороне и Мамай. Не являясь чингизидом, он не мог претендовать на звание хана, но перед его глазами вечно стояла картина, увиденная в год, когда он ехал в Орду за Ханум-бегим. И во сне, и наяву видел он красавец-город Сарай-Берке – символ могучей и великой Золотой Орды. Зная, что только счастливая случайность может помочь ему в осуществлении задуманного, он решил не терять времени даром и объявил Крым самостоятельным ханством. А для того чтобы все выглядело так, как надо, Мамай в год барса (1362) поднял ханом Абдоллу – потомка Джучи. Только слепой мог поверить, что правит ханством Абдолла, потому что вся власть в Крыму принадлежала Мамаю. Повсюду сильные побеждали знатных. В Мавераннахре на троне сидел чингизид Хусаин, а правил землями, распоряжался войском Хромой Тимур.