Вся свита царя с бранью накинулась на Маркова:

– Прочь от пушек! Ну кто же так стреляет?

Васильчиков (тоже поверх французов) перебросил четыре ядра подряд в своего же императора, думая, что бьет в Наполеона, – его смутили приветственные выкрики французов. Ошибка прояснилась, но Александр не скрывал испуга:

– Я думал, что меня ожидает судьба Моро.

– А вот и каре! – доложил Рапатель…

Французские колонны упруго и быстро улитками сворачивались в крепкие каре. Со стороны на это смотреть было даже забавно. Став неуязвимыми для сабель кавалерии, они медленно, как большие черепахи, отползали к Фер-Шампенуазу, в сторону Сен-Гонтских болот. Вокруг них кружились кавалерийские смерчи, полыхали сабли, но каре оставались нерушимы.

– Воздадим им должное! – произнес Орлов. – Эти люди сделаны из железа. А с добрым сердцем даже в шашки не выиграть.

В клубах взбаламученной пыли артиллерия ломала ядрами одно каре за другим, но, поредевшие, они смыкались в новые, еще более плотные. Наконец пушкам удалось пробить эти людские стены, в их бреши ринулись уланы с казаками, вырубая всех, кто не сдавался. А они – нет! – не сдавались, из гущи каре слышался голос раненого генерала Пакто:

– Умрем, французы, за великого императора.

– Эти не сдадутся, – решил Рапатель.

– Похоже, что так, – согласился Орлов.

Париж был рядом, и никто не хотел умирать.

– Позвольте умереть мне, – вдруг сказал Рапатель, уже растирая в ладонях уши красавицы лошади, чтобы она стала злее. – Попробую уговорить их… К чему лишняя кровь?

– Рискните, Рапатель, – согласился царь.

Шпоры – в бок, и лошадь (белая как снег) резким галопом, выкидывая из-под копыт сочные комья сырого дерна, вынесла Рапателя перед геройским и стойким каре французов. В русском лагере печально пропели серебряные валторны. Рапатель помахал руками, показывая, что оружия не имеет.

– Французы, добрые французы! – прокричал он. – Я тоже француз, и вы должны мне поверить. Россия не питает вражды к вам. Русская армия не знает чувства мести. Никто не спорит, что император Наполеон принес вам много славы…

– Великий император! – грянуло из каре.

– Но он принес Европе страдания, кровь…

Ряды каре раздвинулись, будто в заборе открыли калитку. Из гущи спрессованных тел лошадь вынесла французского офицера. Он держал в руках пистолеты, украшенные золотыми головками императорских орлов наполеоновской гвардии.

Это был брат Рапателя… его родной брат.

– Так умри же, отродье Франции! – крикнул он.

Пистолеты грянули разом – из двух стволов.

Лошадь Рапателя, ощутив свободу в стременах, вихрем унеслась обратно – прямо в русский лагерь, где горнисты оторвали от губ валторны… Артиллерия сокрушила центр каре, в которое первым вломился богатырь Орлов.

Французы уже не стреляли, но оружия не выпустили. Между ними ходили русские, отнимали ружья:

– Ну хватит, все… довольно! Париж-то – вон он…

Орлов подвел к царю белую лошадь Рапателя:

– Бедняга обещал подарить ее вам. Она ваша.

– Нет, Орлов, – отказался Александр. – На этой удивительной лошади вам еще предстоит въехать в Париж.

Фер-Шампенуаз – последняя битва на земле Франции. Вдалеке уже завиднелись высоты Монмартра.