По дороге к штабу всегда разговорчивый Лютц молчал. Видя, что он в плохом настроении, не начинал разговор и Генрих.

У себя в кабинете Лютц тоже не сразу заговорил о поручении генерала. И Генриха уже начинало беспокоить это странное поведение адъютанта.

– Так в чём же заключается поручение генерала, герр гауптман? – официальным тоном спросил он.

Лютц взглянул на часы.

– В вашем распоряжении, барон, ещё час и сорок минут. В шестнадцать сорок отходит поезд на Лион, и вы должны отвезти важный пакет в штаб корпуса. Пакет уже готов. Можете его получить немедленно.

Лютц вытащил из сейфа большой конверт с несколькими сургучными печатями и протянул Генриху. Тот внимательно рассмотрел, как запечатан и заклеен конверт, и, решив, что всё в порядке, положил его во внутренний карман мундира.

– Будет сделано, герр гауптман, – беззаботно проговорил Генрих, расписываясь в протянутой Лютцем книге.

Генриху показалось, что адъютант с грустью взглянул на него.

– У вас сегодня плохое настроение, Лютц? – дружески спросил Генрих.

Брезгливо поморщившись, тот махнул рукой и прошёлся по кабинету взад и вперёд.

– Вот что, Гольдринг, – сказал он вдруг, остановившись напротив Генриха и глядя ему в глаза. – Вы едете один, без охраны. Берегитесь и будьте в дороге внимательны и осторожны. Не забывайте, что пакет секретный и его надо беречь как зеницу ока. Вручите его начальнику штаба или его адъютанту. Но обязательно под расписку.

– Вы так отправляете меня, словно это не обычная поездка, а важная фронтовая разведка! – пошутил Генрих.

– Возможно, скоро трудно будет сказать, что хуже – работать в тылу или… воевать на фронте! Поэтому ещё раз предупреждаю: осторожность, осторожность и ещё раз осторожность.

– Буду помнить ваши советы, Лютц. До свиданья!

Офицеры крепко пожали друг другу руки.

Готовясь к отъезду, Генрих всё время думал о странном поведении людей сегодня. Вначале эта крестьянка, потом мадам Тарваль и её загадочные намёки, теперь мрачное настроение Лютца и его напоминание об осторожности… Какой он странный сегодня. А действительно, почему посылают с пакетом его, офицера по особым поручениям, а не офицера-курьера, который есть при штабе. И если пакет такой важный, то почему не дают охраны, которая полагается по уставу. Тут что-то не так. Лютц, очевидно, знает, но не решается сказать. И это симптоматично. Ведь между ними установились близкие, товарищеские отношения, и если Лютц молчит – значит ему приказано молчать… Что ж, надо на всякий случай приготовиться к самому худшему.

Генрих ещё раз внимательно оглядел пакет, осторожно вложил его в целлулоидовый футляр и спрятал во внутренний карман, старательно застегнув его. Потом взял вальтер и вместе с зажигалкой положил в правый карман брюк. Генрих уже собрался уходить, но в дверь постучала Моника.

– А наш урок? – удивилась она, увидев Генриха, готового в дорогу.

– К сожалению, мадемуазель, его придётся отложить до моего возвращения из Лиона.

– Вы уезжаете? Так внезапно? Верно, какое-нибудь очень срочное дело?

– Просто взял отпуск на два дня, хочу повидаться с товарищем. Что вам привезти, мадемуазель? Может быть, у вас будут какие-либо поручения?