– Ведь мы с вами офицеры, а не кухарки, чтобы прислушиваться к сплетням. Что касается меня, то должен предупредить, оскорбления, задевающего мою честь, я не прощу никогда и никому. Но обращать внимание на сплетни… Это ниже моего достоинства.

– Тогда выпьем за то, чтобы между нами никогда не возникало никаких недоразумений. Барон, а вы ведь только пригубливаете!

– Я никогда не пью больше одной–двух рюмок. А поскольку это вторая – разрешите мне продлить удовольствие.

– Похвально для молодого человека. А вот нам, старикам, приходится себя подстёгивать, подхлёстывать, чтобы справиться с той огромной работой, которая легла на плечи.

– Но, я вижу, у вас есть время для отдыха, господин майор, – Генрих указал глазами на фотоаппарат, висевший над кроватью.

– Фотографией я увлекаюсь с детства, а теперь представилась такая возможность пополнить свой альбом. Столько городов, по которым проходил, столько событий, в которых принимал участие! Развернёшь в старости – увидишь не только весь свой путь, а и каждый шаг на этом пути.

Майор много выпил, его всегда мутные глаза, теперь блестели, длинное жёлтое лицо порозовело.

– Интересно было бы взглянуть на ваш альбом, если, конечно, он не чересчур интимного характера. – Генрих лукаво прищурился.

– Что вы, что вы – всполошился Шульц. – Я человек семейный. Всё абсолютно пристойно.

Майор Шульц склонился над чемоданом, поколдовал у замка и через минуту положил перед Генрихом огромный альбом.

Альбом действительно был богатый. Фотографии, сделанные в Бельгии, Норвегии, Чехословакии, Франции, Польше. Можно было проследить весь путь, пройденный частью, в которой раньше служил майор Шульц. А вот большой раздел «Россия». Генрих начал листать странички медленнее. Разрушенные города и села. Голодные, измождённые люди за колючей проволокой. Виселица, и на ней человек. Ещё виселица – петля висит над головой какого-то юноши, почти мальчика. Все эти фото служат лишь фоном. На первом плане офицеры, часто сам Шульц. Верно, кто-то помогал ему снимать. А вот один Шульц, во весь рост. Важное надутое лицо, самодовольная улыбка, одна нога стоит на теле убитого. Видно, как поблёскивают против солнца хорошо начищенные сапоги.

– Красноречивый снимок, – бросил Генрих, внимательно вглядываясь в фото.

– Я бы сказал – символический, – поправил его майор.

– Его надо беречь как документ.

– Как документ великой эпохи! – с пафосом добавил майор.

Генрих листал альбом, не поднимая глаз, словно боясь, что они выдадут его.

– А вот мой последний снимок, – майор задержал его руку, указывая на обозначенную в уголке фотографии дату.

На снимке генерал-майор Даниель в своём служебном кабинете. Он стоит у письменного стола, держа в руках какую-то бумагу. Фоном служит стена, завешенная огромной картой. Линии на карте нечёткие, но жирно обозначенные стрелы хорошо видно. Генриху не трудно догадаться, что на карте обозначен план операции «Железный кулак».

– Чудесная работа, майор. Вы можете конкурировать с лучшими профессионалами-фотографами. Честное слово, я был бы рад получить от вас фотографию на память о сегодняшнем дне.