Хоул крутанул рукавом так, чтобы он оказался у Софи перед лицом:

— Но-но. Не суйте носа куда не следует.

— Никуда я ничего не сую! — возмутилась Софи. — Эта комната…

— Нет, суете, — с нажимом сказал Хоул. — Вы чудовищно любопытная, кошмарно властолюбивая и непростительно чистоплотная старая дама. Держите себя в руках. Вы отравляете жизнь всем нам.

— Но это же свинарник! — возразила Софи. — Мало ли я какая! Ничего не могу поделать!

— Еще как можете, — сказал Хоул. — Моя комната нравится мне как есть. Вам придется признать, что я имею полное право жить в свинарнике, если мне так хочется. А теперь спускайтесь, пожалуйста, вниз и придумайте себе другое занятие. Благодарю вас. Ненавижу ссориться.

Софи осталось только удалиться, шаркая и позвякивая ведром. Она была несколько ошарашена и изрядно удивлена тем, что Хоул не вышвырнул ее из замка, застав на месте преступления. Но раз уж он ее не вышвырнул, нужно было приступать к следующему неотложному делу. Софи открыла дверь у лестницы, обнаружила, что дождик почти перестал, и сделала вылазку во двор, где начала яростно разбирать груды мокрого мусора.

Раздался металлический дребезг, и снова появился Хоул, — слегка покачнувшись, он возник прямо посередине громадного ржавого железного листа, за который Софи как раз собиралась взяться.

— И здесь тоже не надо, — произнес он нарочито кротко. — Да вы же ходячий кошмар. Оставьте двор в покое. Я знаю, где тут что лежит, а если вы все приберете, то мне уже никогда не найти деталей для транспортных чар.

Ага, подумала Софи, значит, связки похищенных душ и ящики изжеванных сердец спрятаны где-то здесь. Да как он смеет ей мешать?

— Все прибирать — моя работа! — закричала она на Хоула.

— Тогда придется вам поискать новый смысл жизни, — развел руками Хоул. На какой-то миг показалось, что он и сам вот-вот потеряет терпение. Его странные светлые глаза смотрели на Софи едва ли не гневно. Но он взял себя в руки и добавил: — А теперь отправляйтесь в дом, вы, сверхдеятельная старушенция, и найдите себе другую игрушку, пока я не разозлился. Ненавижу злиться.

Софи сложила на груди костлявые руки. Ей вовсе не нравилось, когда на нее гневно смотрели глазами, похожими на стеклянные шарики.

— Конечно, вы ненавидите злиться! — вспыхнула она. — Вы ведь не любите ничего неприятного, так? Только вам что-нибудь не по душе, вы любите, чтобы раз — и в сторонку! Вы увиливатель, вот вы кто!

Хоул вымученно улыбнулся:

— Что ж, теперь мы оба знаем, кто в чем небезупречен. А теперь возвращайтесь в дом. Давайте. В дом. — И он надвинулся на Софи, помахивая руками в сторону двери. Колышущийся рукав зацепился за какую-то ржавую железяку и с треском порвался. — Проклятье! — высказался Хоул, подбирая серебристо-голубые обрывки. — Вот до чего вы меня довели!

— Я зашью, — предложила Софи.

Хоул снова наградил ее стеклянным взглядом.

— Опять вы за свое, — произнес он. — Надо же, как иным людям нравится выслуживаться! — И он медленно пропустил разорванный рукав между пальцами правой руки. Голубая с серебром ткань выходила из пальцев целехонькой. — Вот, — сказал Хоул. — Понятно?