Чтобы стать капитаном, он учился несколько лет, но назначение пришло по счастливой случайности. Когда ему было 23 года (в то время он был первым помощником капитана на рыболовном судне), капитан уволился. Владелец судна начал искать ему замену и нашел немолодого пенсионера, который был своего рода легендой в истории исландского рыболовства. У него было замечательное имя: Снорри Снорассон. «Я два раза выходил с ним в море, — говорит Штефаун. — Никогда в жизни я не спал так мало, потому что очень хотел поучиться у него. Ночами я спал по два-три часа, а остальное время сидел с ним, и мы разговаривали. Я глубоко уважаю этого человека — невозможно перечислить все, чему он меня научил. Район плавания траулера. Оптимальный угол наклона сети. Как действовать на море. Что делать, если день оказался неудачным? Как ловить на такой-то глубине? Если не получается, что делать — изменить глубину или уйти в другое место? В итоге оказывается, что многое зависит от чутья. За это время я получил гораздо больше знаний, чем в школе. Потому что как можно научиться рыбачить в школе?»

Эту потрясающую науку он прекрасно помнит и по сей день, и его глаза затуманиваются от воспоминаний.

— Вы целых семь лет изучали тонкости рыболовного ремесла, прежде чем удостоились чести поучиться у этого великого капитана? — уточнил я.

— Да.

— А потом вы месяцами благоговейно внимали словам великого мастера и только тогда почувствовали уверенность в своих силах?

— Да.

— Тогда почему вы решили, что сможете стать банкиром и спекулировать на финансовых рынках без единого дня обучения?

— Очень хороший вопрос, — отвечает он. Подумав с минуту, он говорит: — В первый раз за этот вечер не нахожу ответа.

Я его понимаю, поскольку и сам зачастую искренне верю в правильность того, что делаю, даже если это не так.

— В чем конкретно заключалась ваша работа? — спрашиваю я, чтобы «снять его с крючка»: «поймать — освободить» — таково современное представление о гуманной политике в Исландии.

— Я начинал… — тут он засмеялся, — консультантом по хеджированию валютных рисков компаний. Но при моей азартной натуре меня больше привлекали обыкновенные спекулятивные операции, и я увлекся этим делом.

Многие из его клиентов были рыбаками или рыболовными компаниями, и жизнь научила их, как и самого Альфссона, рисковать, иначе останешься без рыбы.

— Клиенты проявляли интерес к «хеджированию» только тогда, когда это сулило деньги, — говорит он и начинает истерично смеяться.

— Но вам хоть нравилось заниматься банковским бизнесом? — спрашиваю я.

— Я никогда не испытывал почтения к банкирам, — отвечает он, еще не отдышавшись от смеха. — Одна из моих любимых фраз на сегодняшний день: никогда не доверяй банкиру.

СЕЙЧАС, ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД, думается, что в последние пять лет жители Исландии могли бы задать себе некоторые очевидные вопросы. Например: «С чего вдруг Исландия стала занимать видное место в глобальной финансовой системе?» Или: «Почему крупным странам, создавшим современную банковскую систему, вдруг понадобилось, чтобы исландские банки встали между вкладчиками и заемщиками и стали решать, кто получит капитал, а кто нет?» И: «Если исландцам от природы присущи эти невероятные способности к финансовому бизнесу, то как им удавалось так искусно скрывать их в течение 1100 лет?» На худой конец, в стране, где все знают друг друга если не лично, то через родственников, логично было бы предположить, что, когда Штефаун Альфссон переступил порог Landsbanki, не менее десятка человек могли бы сказать: «Штефаун, но ты же рыбак!» Однако никто ничего такого не сказал. И, что совсем уж удивительно, до сих пор не говорят. «Если бы я вернулся в банк, — изрекает исландский ловец трески без тени улыбки, — то занялся бы обслуживанием состоятельных клиентов».