— Очень признателен вам, — сказал, кланяясь, граф, — но действительно ли есть тигрица или только так думают?

— Нет никакого сомнения.

— И известно, в какой стороне ее логово?

— Это легко увидеть, взойдя на гору, с которой открывается озеро; следы ее видны по сломанному тростнику, и все они идут от одной точки, как лучи звезды.

— Хорошо! — сказал граф, наполнив свой стакан, и встал, предлагая тост. — За здоровье того, кто пойдет убить тигрицу с тигрятами в ее логове, один, пешком и без другого оружия, кроме этого кинжала! — При этих словах он выхватил из-за пояса невольника малайский кинжал и положил его на стол.

— Вы сумасшедший! — сказал один из офицеров.

— Нет, господа, я не сумасшедший, — сказал граф с горечью, смешанной с презрением, — и в доказательство повторю свой тост.

Слушайте же хорошенько, чтобы тот, кто захочет принять эти условия, знал, к чему они его обязывают: «За того, кто пойдет убить тигрицу с двумя тигрятами в ее логове, один, пешком и без всякого оружия, кроме этого кинжала».

Наступило молчание; граф попеременно смотрел в лицо своим собеседникам, ожидая ответа, но глаза всех были опущены.

— Никто не отвечает? — сказал он с улыбкой. — Никто не смеет принять мой тост… У вас не хватает духа отвечать мне?..

Так пойду я, и если не пойду, то вы скажете, что я трус, так, как теперь я говорю вам, что вы подлецы!

При этих словах граф осушил стакан, спокойно поставил его на стол и пошел к двери.

— До завтра, господа, — сказал он и вышел.

На другой день в шесть часов утра, когда он был готов к этой ужасной охоте, вчерашние товарищи вошли к нему в комнату. Они просили его отказаться от предприятия, следствием которого была верная смерть. Но граф не хотел ничего слышать. Они признались, что вчера были виноваты перед ним и вели себя как молодые безумцы. Граф Безеваль поблагодарил за извинения, но отказался принять их. Тогда они предложили ему драться с одним из них, если он считает себя настолько обиженным, чтобы требовать удовлетворения. Граф отвечал с насмешкой, что его религиозные правила запрещают ему проливать кровь своего ближнего, и что со своей стороны он возвратил назад обидные слова, ему сказанные, но что касается охоты, то ничто на свете не принудит его от нее отказаться. Сказав это, он пригласил офицеров сесть на лошадей и проводить его, заметив, что, если они не захотят оказать ему эту честь, он пойдет один. Это решение было произнесено таким твердым голосом, что они не решились более его уговаривать и, сев на лошадей, поехали к восточным воротам города, где была назначена встреча.

Кавалькада ехала в молчании. Каждый из офицеров имел двуствольное ружье или карабин. Один граф был без оружия; изящный костюм его походил на тот, в котором светские молодые люди совершают утренние прогулки в Булонском лесу. Офицеры смотрели друг на друга с удивлением и не могли поверить, что он сохранит это хладнокровие до конца.

Подъехав к болоту, офицеры попытались еще раз отговорить графа идти дальше. Как бы помогая им убедить его, невдалеке раздалось рычание тигра; испуганные лошади зафыркали и начали жаться одна к другой.