Через неделю Клещ появился на свет и почти всю жизнь провел в Зоне. Так вот, пережив аварию на ЧАЭС, внутри мамы, он приобрел необычное свойство: когда Зона отпускала его за Периметр, обычная земля не убивала его тело. Он мог свободно жить и там, и там. Сколько угодно. Без ограничений. Вот такой уникум.

— Ты-то откуда знаешь его секрет?

Пророка неожиданно сильно смутил мой вопрос. Не отвечал он долго. Но потом все-таки сказал:

— Мы соперничали с ним из-за женщины. Это была единственная женщина моей жизни… она-то мне и рассказала…

— А потом?

— Потом меня убили из-за артефакта «компас»… ну, почти убили. А пока я выздоравливал, Марина стала женщиной Клеща.

Мы как раз дотащили темного сталкера до моей каюты. Уложили на второй матрас, рядом с Малышевым, устроили там же «Кабана» и снарягу. Сели отдышаться.

— Лазарет, итить его двести, — с иронией промолвил я.

— Вот сейчас бы водки, — печально сказал Пророк.

Молчу. Второй раз я столько за один штык беленькой не отдам.

— У меня потом была семья. У меня… была еще семья… потом. У меня… тут, в Зоне… завелась собака. Хорошая собака… растила щенят…

Пророк заплакал.

Отвернулся от меня, но уходить не стал. Посидел молча, дождался, пока слезы перестанут литься. Почти успокоился. Затем вынул нож и начертил на ржавой стене силуэт сидящей собаки. Ловко у него вышло, ребята: вот хвост, вот стоящие торчком уши, вот лапы… Потом он принялся вычерчивать кутят.

Но тут пришел Шпиндель и принес нам шесть кубиков рафинада.

— Больше нет, извините.

Пророк мрачно посмотрел на него.

— Разве что вот еще парочка, — вольный торговец вынул из кармана добавку и торопливо смылся.

Пророк попросил у меня воды, налил в кружку воды и развел в жидкости сахар, всыпал в сироп свое лекарство из пластикового пакетика, что хранился в его нагрудном кармане.

Клещ лежал тихо, не подавал признаков жизни. А в остальном он выглядел как труп, вполне согласный со своей участью. Доктор постоял-постоял над ним с кружкой и принялся чесать в затылке.

— Что-то я не пойму, как в него всё это влить…

— Может, я запрокину ему?..

Пророк досадливо отмахнулся:

— Боюсь, захлебнется он тогда.

Проповедник любви опять почесал в затылке. Потом переносицу. Потом подбородок. Потом за ухом. Потом правое колено.

— Слушай-ка, у тебя ведь была «зуда». Ну, точно. С ней, может быть, получится.

— «Зуда»? У меня? У меня — «медуза», а не «зуда».

— Да не жалей ты ее. Она годами работает, притом частота использования не имеет значения. Не знаю, зачем тебе эта дрянь, но я же ее всего-то на пару минут прошу.

— Да какая «зуда», Пророк? Я не въезжаю!

Смотрит на меня, как баран на новые ворота.

— Да ты, надо полагать, совсем новичок в Зоне…

Чему-то, надо полагать, меня опять недоучили проклятые орденские инструктора.

— А что, сразу не видно было?

— Не знаю… Для меня все сталкеры равны. Если ты не понимаешь, объясню попросту: дай мне на пару минут ту медальку… у тебя завалялась такая маленькая медалька…

Медаль Михайлова — «зуда»? В упор не понимаю, ребята. Хоть об стенку башкой бейте.

Я вынимаю медальку и даю Пророку.

— Только… Пророк… хе-хе… ты про нее никому… это… хе-хе… такая штука… хе-хе…