В аэропорту меня ожидало множество старых знакомых. Времена, когда я мог тихо, никем не замеченный, прибыть в Кабул, давно миновали. У самого самолета я попал в объятия Мохаммеда Мехрдада, таджика из Панджшерской долины, отвечавшего за подачу трапа. Он был одет в наглаженный спортивный костюм и плоскую шерстяную шапку паколь, какую обычно носят моджахеды. Мохаммед знал меня в лицо, и его радостные рукопожатия, а также желание расспросить о житье-бытье всегда приводили к тому, что мы застревали в дверях и загораживали проход столпившимся сзади пассажирам.
В зале аэропорта меня воодушевленно приветствовал еще один приятель, Джавид, принадлежащий к народности патхан. Он всегда сидит на складном металлическом стуле у ворот парковки, но в чем именно состоят его обязанности, для меня до сих пор остается загадкой. Чуть поодаль стоял Исмаил Хан, носильщик родом из Зебака, деревни в нескольких часах езды от Бахарака, которую мы обычно проезжали по дороге в Вахан. Исмаил по национальности вахи. Он лет на двадцать старше меня, но всегда услужливо хватает мой багаж, чтобы донести его до машины, и очень обижается, если я пытаюсь заплатить за эту услугу.
Также тепло встречает меня Дауд, патан из Джелалабада, который бежал от советского вторжения в Пешавар и провел долгие годы, торгуя на улицах разными безделушками. В 2002 году, когда я только начал ездить в Кабул, Дауд был мелким лоточником: он толкал перед собой тележку, с которой продавал сигареты и колу. В последнее время его бизнес вырос: теперь он владеет маленьким магазинчиком в аэропорту. Там есть даже кондиционер! Прилавки у Дауда ломятся от швейцарского шоколада, икры, привезенной с Каспия, растений-суккулентов из Саудовской Аравии. Обычно хозяин целыми днями болтает по мобильному телефону. Но лишь увидев меня, он вешает трубку, выходит из-за прилавка и с криком ас-салям аалейкум бросается мне навстречу. В руках у него скромные дары – бутылочка безалкогольного напитка или шоколадка. Далее между нами разыгрывается одна и та же сцена.
Сначала я пытаюсь вручить ему деньги за эти знаки внимания. Он отказывался и возмущается. Я настаиваю, он стоит на своем. Все это продолжается в течение некоторого времени. В определенный момент Дауд понимает, что законы афганского гостеприимства соблюдены, и уступает, будучи уверен, что дал почувствовать, как мне здесь рады.
Такие встречи сопровождали меня повсюду: на таможне, при получении багажа и прохождении паспортного контроля, а также на постах службы безопасности. Но вот все формальности позади, я выхожу из аэропорта и вижу Сарфраза, Вакила, а рядом – величественную фигуру Вохид Хана – такого благородного и красивого в полевой форме сил безопасности и начищенных до блеска высоких ботинках. Несколько минут уходит на традиционные приветствия. Мы справляемся друг у друга о здоровье и благополучии близких – жен, детей, родителей.
Вообще-то Вохид Хан собирался отвезти меня в гостиницу, чтобы я мог принять душ и немного поспать после долгого перелета. Но Вакил и Сарфраз и не думают дать мне отдохнуть. За время моего одиннадцатимесячного отсутствия так много произошло, что надо срочно, не теряя ни минуты, все мне рассказать. Они сажают меня во взятую напрокат машину, и мы тут же едем по делам, в частности, смотреть, как реализуется новый курируемый Вакилом проект.