— О чем ты, Мики… Я тебя не понимаю.

— Уходи в другой мир. И никогда не возвращайся обратно, слышишь? 

— Мики, что ты такое говоришь… ты … 

О матушка Мигрис, да она, наверное, бредит!

— Не перебивай. Тебе нужно бежать! — Сестра тяжело вздохнула и облизала губы. — Муж… он…

А я зажмурилась, на слезы уже даже не было сил. Или отрицание случившегося не давало мне заплакать, но я никак не могла поверить в то, что, в очередной раз приревновав Эдвора, убила нашу с ним дочь. 

Матушка Мигрис, за что? 

— Эд мог просто отбыть туда по делам, — прохрипела я, ища оправдание. 

— Никому не верь. И ему… Я своими глазами видела их вместе! Не верь. — Сестра подавилась кашлем и продолжила говорить, судорожно вздыхая: — Обещай! Обещай мне. Не прощу никогда.

— Мики, что…  что ты видела? 

Эдвор не мог. Он не мог так со мной поступить. Со мной, с нами… 

Мигрис-Матушка, я убила нашу дочь! И если бы Эдвор, как и обещал, был рядом, этого не случилось бы. Кати была бы жива! 

Сердце рвалось из груди, а сестра умирала на моих руках, потому что не справилась, пытаясь усмирить мой огонь, и единственное, чего я сейчас желала, – это умереть вместо нее. Отправиться вслед за своей девочкой… Потому что это я, только я была виновата во всем. Я и Эд… 

— Слышишь, никогда! Обещай, — одними губами просипела сестра. — Никогда сюда не возвращайся.

— Обещаю, Мики, только не умирай, родная… 

— Уходи… Они вернутся. Обязательно вернутся за тобой. — Глаза сестры закатились, а я, заскулив, обняла ее за щеки, пытаясь как-то привести ее в себя. 

Тогда я и увидела голубой перстень рода Стефано. Эдвор надел его на меня в день, когда узнал о моей беременности. Он сказал, что в нем заложена целебная магия.

— Лишь бы… лишь бы помогло…

Я направила свой огонь в перстень, впервые у меня получилось это с первого раза, а затем магия воды, заключенная в украшении, мне словно поддалась и потекла в Микки. На мгновение мне даже показалось, что тоненькая струйка этой магии вытекала не из кольца, а из меня. 

Но этого же не могло быть!

Щеки сестры порозовели, а грудная клетка пришла в движение и начала вздыматься. Тогда, облегченно выдохнув, я зажмурилась и постаралась усилить напор. Что бы я ни отдавала своей сестре, магию перстня или свою, ей это помогало, а значит, я должна была ее спасти. 

Во что бы то ни стало. 

Мики должна жить. 

Это у меня впереди были лишь одни мучения, а потому я уже отчетливо тянула из себя магию и с помощью перстня передавала ее Микаэле, наполняя ее и опустошая себя до последней капли. Я чувствовала, как мой резерв истончается, но лишь усиливала напор, а когда магия во мне кончилась, меня словно отшвырнуло от сестры. 

Я подскочила, ничего не понимая. Я была жива и опять чувствовала в себе магию. Мой огонь горел как никогда спокойно и отзывался как никогда легко и просто, а в ногах у меня лежала выцветшая Мики, она стала маленьким, на вид лет восьми-десяти, ребенком. Розовыми были только ее щечки, а сама она была бледной копией себя. Длинные волосы стали белее самого чистого снега, так же как и ресницы, брови и кожа, а горстки пепла, оставшиеся от мятежников, что прежде лежали ровными кучками, сейчас рассыпались по земле, накрывая выжженную траву серым покрывалом и напоминая грязный снег.