Сталин, должно быть, договорился с полицией о немедленном освобождении. Он пребывал в бегах из Восточной Сибири с начала 1904 года. Теперь перед ним предстала перспектива быть высланным на более длительный срок и в более отдаленное место.

Через несколько часов после ареста в Авлабаре Сталин был отпущен на свободу. Чем это можно объяснить, кроме как сделкой с Охранкой? Он получил свободу в обмен на поездку в Стокгольм в качестве делегата с последующим докладом в Охранку о том, что происходило в самом центре революционеров-заговорщиков.

Хотя это объяснение казалось вполне правдоподобным, я тем не менее продолжал поиски аутентичности документа из Охранки.

Необходимо было убедиться, что именно на такой бумаге писали в полиции; установить, кем и когда была сделана машинка, на которой письмо было напечатано. Взяв его, я отправился к Альберту Д. Осборну, ведущему эксперту Америки по сомнительным документам.

С помощью лабораторной экспертизы Осборн установил, что бумага, на которой письмо было напечатано, не американского или западноевропейского производства и изготовлена давно. Значит, она вполне могла быть произведена в России

еще до первой мировой войны. В России до революции не было заводов, выпускающих пишущие машинки, но "Ремингтон" экспортировал четыре модели с русской клавиатурой, которые широко использовались еще до первой мировой войны. Осборн проверил "ремингтоновскую" шестую модель и не сомневался, что письмо напечатано на такой машинке.

Теперь нам предстояло разыскать официальное письмо из Санкт-Петербурга, которое было бы напечатано на такой машинке. Архивы царских посольств за границей были либо уничтожены, как, например, в Париже, либо увезены советским правительством. Самым плодотворным результатом наших энергичных поисков оказался документ, сохранившийся в Гуверов-ской библиотеке Стенфордского университета. Он был подписан исполнявшим обязанности начальника Управления полиции в Санкт-Петербурге и датирован 5 ноября 1912 года, то есть на восемь месяцев раньше, чем мое письмо из Охранки.

Осборн, проверив и сравнив процесс печатания на обоих документах, доложил: "Я сопоставил доставленный вами документ с письмом, о котором идет речь, и убедился, что по манере печатания они очень близки. Но машинки разные". Осборн предположил, что машинка может быть той же модели.

Оставалось сделать лишь несколько шагов, однако они были наиболее важными. Работал ли в Охранке человек по фамилии Железняков, кому было адресовано мое письмо? Существовал ли подписавший письмо Еремин? И найдется ли человек, который знал его и может подтвердить подлинность его подписи? И, наконец, жив ли кто-нибудь работавший в Особом отделе и непосредственно осведомленный о связях Сталина с Охранкой?

В начале 1950 года я предпринял поиски во Франции и в Германии. Самое большее, что мне удалось сделать по поводу Железнякова, это разыскать нескольких русских беженцев, которые знали его лично в Сибири и могли подтвердить, что такой человек существовал и занимал именно эту должность. Зато по поводу Еремина мне повезло по-настоящему.