– Спасибо? – удивленно переспросил Иван. – За что?

– За то, что не расспрашиваешь про Викентия. Поверь, мне было бы тяжело вспоминать… Я ведь любила его… Нет, Генька не его сын. Но Викентий относился к нему, как к своему. Ты знаешь, Генька тебя уважает… Прибежит, бывало, из школы, когда тебя нет, так первым делом спросит – где дядя Иван?

– Ребенок… На гитаре все ж таки научился бренчать немного.

– Он говорил… Да, послезавтра, во вторник, у них какой-то сбор. Шефы придут, с химзавода, про профессии разные будут рассказывать.

– Это хорошо, полезно для будущего.

Надежда вдруг улыбнулась:

– Спасибо, Иван, за сегодняшний вечер. Давно у мня такого не было.

– Ну что ты… Это тебе спасибо.

– Мне-то за что? Ладно, спать пора, поздно уже.

– Спокойной ночи.

Кинув на прощание, Раничев поднялся к себе и, аккуратно повесив на спинку стула одежду, лег, побыстрее забравшись под покрывало – все ж таки было прохладно. За узким окном мансарды, на деревянном столбе у дороги тускло светился фонарь, и черные тени ветвей бегали по дощатым стенам, словно картинки волшебного фонаря.

Иван вдруг прислушался – снизу, с лестницы, явно послышались чьи-то осторожные шаги. Вот они стали ближе, бесшумно распахнулась дверь… Раничев вздрогнул:

– Надя?

– А ты думал – кто? Сам же звал…

– Звал…

Надежда сбросила на пол халат и нагая бросилась в постель Ивана.

Назавтра явился Силыч. Он был явно взволнован и нервно теребил усики – куда-то запропастились Егоза с Кощеем.

– Как это – запропастились? – Раничев сделал вид, что не понял. – Пьют, наверное, где-нибудь. Проспятся – придут.

– Да нет, парень, – нехорошо осклабился бандит. – Впервой с ними такое. А Егозу – слышь ты – вроде бы как на вокзале видали. Может, легавые на хвост сели?

Иван размашисто перекрестился:

– Упаси Боже!

– Ладно, – надев кепку, Силыч поднялся с дивана. – Может, и впрямь рано икру метать? Надежда где?

– На работе.

– А, ну да, – главарь шайки зачем-то поглядел в окно, словно надеялся увидать там возвращающуюся с работы Надежду, и вдруг, резко выхватив из кармана финку, приставил ее к горлу Ивана:

– Ну что, фраерок? Вижу, отпробовал уже Надьку?

– У меня и без нее биксух хватает, – холодно отозвался Раничев. – Ножик-то убери, щекотно.

– Ишь, щекотно ему… – бандит явно не торопился убирать нож – не знал, дурачок, с кем связался!

– Ну убери, убери, – через силу улыбнулся Иван. – Хочешь – ко мне подымемся? У меня водка есть.

– Водка – это хорошо, – спрятав финку, Силыч пристально посмотрел на Раничева. – Однако ж водка под добрую беседу хорошо идет, так?

Иван засмеялся:

– Угадал ты, Николай Силыч. Очень хочу я с тобой с глазу на глаз побеседовать, прямо так хочу, что даже кушать не могу!

– Что ж, идем, погутарим…

Поднявшись к Раничеву в мансарду, уселись прямо на софу. Иван вытащил из-под стола опечатанную сургучом бутылку «Московской особой» и банку рыбных консервов, усмехнулся:

– Вот теперь доставай свой ножик, откроем!

– Ниче! – захохотал Силыч. – Я мануфактурой привык… Ну, будем!

По первой выпили не закусывая, потом все же открыли банку. Раничев и сам опьянел, конечно, не так, как бандюга, да и тот-то, честно говоря, больше куражился, а сам, нет-нет, да и зыркал на собутыльника волчьими злыми глазами. Так в этот раз и не поговорили толком – слишком уж пьяные были оба, да к тому же чувствовалось подспудно – не созрел еще Силыч для нужного разговора.