— Я принесла тебе новую книгу.

За дверью слышится громыхание — Мэгги залезает в ванну и отвечает:

— Спасибо.

— Оставлю у тебя в спальне.

Спускаюсь на второй этаж и возвращаюсь с книгой. На обложке — контур тела, какие полицейские обычно рисуют мелом на месте преступления. Почему ей нравится такое мрачное чтиво? Что откликается в ее черной душе?

Кладу книгу на прикроватную тумбочку и подхожу к окну. На улице никого. За окнами у соседей мерцают телеэкраны. Интересно, что там сейчас идет. Наверное, сериалы. Когда я была маленькой, мы вечерами обязательно включали «Улицу Коронации» или «Жителей Ист-Энда». Мы — это я и мама, конечно. Папа в это время читал газеты или проектировал здания у себя в кабинете.

Из соседнего дома выходит Луиза и забирает что-то из багажника. В свете фонаря замечаю округлившийся живот — мама права: она явно беременна. Машинально обхватываю себя, словно во мне тоже зреет новая жизнь, но, конечно, это не так. Это невозможно. Мое чрево — никому не нужный сломанный механизм, где не достает важных деталей. Я отдаю себе в этом отчет, однако тоска не утихает.

В небе горит оранжево-лиловый закат. Хорошо, что темнеет все позже. Я откладывала пособие по уходу за больной матерью и недавно порадовала себя: купила садовый стол и четыре стула, сделанные из чего-то под названием «ротанг»[6]. Скоро их должны привезти. Конечно, можно было бы сэкономить и взять комплект поменьше — гости к нам все равно не ходят, — но один стул смотрелся бы слишком сиротливо.

На мгновение я представляю, как мы с Мэгги, словно нормальная семья, ужинаем в саду теплым летним вечером… И сразу одергиваю себя: после того, что произошло сегодня со штопором, об этом даже думать не стоит. Слишком опасно.

Судя по часам, она в ванне уже пятнадцать минут; вода, должно быть, совсем остыла. Направляюсь к двери и замечаю ее очки для чтения на прикроватной тумбе. Рядом с ними что-то блестит; приходится подойти, чтобы присмотреться. Так и есть: снова ее глупости. Под футляром для очков спрятана пружина из матраса. Если б кончик не торчал наружу, я бы в жизни не заметила — хитро придумано. Я довольна своей проницательностью, но расстроена очередным актом неповиновения. Что ж, придется отомстить. Скошенным концом пружины откручиваю крошечный винтик, которым одна из дужек прикреплена к оправе, кладу и то, и другое себе в карман, а очки аккуратно возвращаю на место.

— Ты закончила? — спрашиваю я из-за двери.

— Надеваю ночнушку, — отвечает Мэгги, и я снова слышу громыхание металла.

Через минуту она появляется в коридоре, чистая и сияющая. Я провожаю ее в спальню. Она шаркает к окну.

— Подними ногу, — прошу я, и, привычная к установленному порядку, Мэгги повинуется.

Достаю ключ из кармана и открываю замок, сковывающий колодки у нее на щиколотке. Цепь с тяжелым стуком падает на пол. Меняю ее на другую, более короткую, и снова поворачиваю ключ. Ей нельзя покидать спальню.

— Я почистила твое ведро, — напоследок сообщаю я, оглядываясь в угол комнаты, где стоит синяя пластиковая бадья с рулоном туалетной бумаги. — Увидимся через пару дней.