— Я выбрала очень красивое место в саду, потому что если кто-то узнает, ее у нас заберут. А так она навсегда останется здесь, с нами, и мы сможем навещать ее, когда захотим.

— Я хочу сходить к ней сейчас.

— Лучше подождать, пока тебе не станет лучше.

Я совсем потеряла счет времени.

— Сколько уже прошло?

— Неделя.

Тут я вспоминаю о самом главном.

— А где Джон? Он знает?

— Нет.

— Ты ведь обещала, что найдешь его и расскажешь, что случилось, — с трудом выговариваю я. Язык не слушается.

— Я обещала, что приведу его к тебе. Но он отказался. Мне очень жаль, родная.

Меня снова душат слезы.

Через несколько дней мама помогает мне встать с постели и ведет в сад, придерживая за талию, чтобы я не упала. Мы идем рядом по тропинке мимо яблонь, до сарая; теплые солнечные лучи ласкают мое лицо. В дальнем конце сада появилась цветочная клумба, яркая и пышная, а в центре — небольшой розовый куст. И на нем один желтый бутон.

— Сядем? — предлагает мама, и я послушно опускаюсь на землю. Мягкая трава заставляет вновь почувствовать себя живой. На миг.

— Она здесь? — спрашиваю я, указывая на растения.

Мама кивает.

— Я выбрала уединенное место, куда можно спокойно прийти, посидеть и поговорить с ней. Без посторонних глаз.

Как, должно быть, тяжело пришлось маме: держать на руках остывшее тело внучки, видеть ее уродство!

— В чем ты ее похоронила? — спрашиваю я.

— Одела в твои старые ползунки, завернула в лоскутное одеяло, которое сшила для тебя Элси, когда ты была маленькой. Вымыла старый контейнер из сарая и осторожно положила ее туда.

Дилан. Моя Дилан. Я пропускаю сквозь пальцы горсть земли, в которой она похоронена.

Когда действие лекарства ослабевает, меня мучает одна и та же мысль: так будет всегда. Все, кого я люблю, уходят от меня. Папа. Джон. Моя дочь. Мне никогда не суждено выносить здорового ребенка и создать семью, потому что ни один мужчина не захочет жить с такой дефективной, как я. Единственная константа в моей жизни — мама, хотя и она не вечна. Но пока она здесь, я для нее всегда буду на первом месте. Она никогда меня не подведет.

Внезапно меня снова накрывает отчаяние. Я смотрю на маму, и она инстинктивно понимает, что надо делать. Помогает мне встать, отводит наверх в спальню и протягивает еще пару таблеток.

И я беру их. В тумане хотя бы не чувствуется боли.

Кухня наполнена густым ароматом шоколадного торта, остывающего на решетке. Я смешала муку, яйца, сахар, какао-порошок, разрыхлитель и соль вручную деревянной ложкой, как когда-то делал папа.

Не могу удержаться от соблазна и не слизнуть остатки теста из миски, прежде чем приступить к мытью посуды. В последние несколько дней после того как мне удалили остатки зуба, выбитого Мэгги, я почти не ела. Отек спал, но синяк остался.

На этой неделе я постоянно думаю об отце, и сейчас, когда вожусь на кухне, меня захлестывают детские воспоминания: как я стою рядом с ним и красным кухонным полотенцем вытираю вымытую посуду. Мне не больше десяти. Мы смеемся и подпеваем хитам ABBA, доносящимся из гостиной. Каждые выходные папа обязательно пек нам что-нибудь вкусное, а я помогала.