Очевидно, что несмотря на решительность, с которой Аарон винит себя в смерти Дианы, Кирстен всё же удалось немного раздуть те угольки сомнения, и теперь они уверенно светились.

— Она была снаружи всего восемнадцать минут, — сказал он. Вообще‑то ближе к девятнадцати, чем к восемнадцати, но я не видел смысла об этом напоминать.

Аарон пошёл вокруг «Орфея», снова принявшись диктовать.

— Корабль никогда прежде не летал, кроме как на полигоне в Садбери на Земле. Выглядит неповреждённым. Видимые следы нарушения целостности корпуса отсутствуют. Однако поверхность сильно выглажена. — Он наклонился и всмотрелся в глянец, созданный на обшивке потоком заряженных частиц. — Да, ему не помешает новый слой краски. — Он пригнулся, чтобы осмотреть нижнюю поверхность крыла. — Абляционное покрытие как будто не повреждено. — Обычно, осматривая челнок, Аарон пинал резиновые шины на концах телескопических опор, но сегодня, кажется, было не время для таких легкомысленных жестов. Он продолжил обход и остановился возле сопел двигателя. — Оба выходных отверстия немного опалены. Вероятно, нужно сказать Мэрилин очистить их. Кормовые ходовые огни… — И так далее, до завершения обхода. Наконец, он вернулся к своему тестовому стенду и изучил его показания. — Бортовые автоматические системы неработоспособны, кроме как под дистанционным управлением извне. Системы жизнеобеспечения в порядке; системы связи тоже. Все механические системы, включая посадочные шасси и воздушный шлюз, выглядят рабочими, хотя, конечно, должны быть протестированы перед дальнейшим использованием. Двигатели, по‑видимому, тоже в рабочем состоянии. Маршевые включались однажды, двигатели ориентации в сумме семь раз. Сенсоры подачи окислителя на обоих бортах по‑прежнему рабочие. Небольшой засор во втором топливопроводе. Топливный бак заполнен на… что за хрень?

— В чём дело, Аарон?

— Топливный бак пуст на восемьдесят три процента!

Пауза. Один. Два. Три. Говорю:

— Возможно, течь…

— Нет. Стенд говорит, структурная целостность не нарушена. — Он попытался почесать подбородок, но рука наткнулась на визор радиационного костюма. — Как Ди могла сжечь столько топлива всего за восемнадцать минут?

В этот раз я запротестовал.

— На самом деле ближе к девятнадцати. Восемнадцать минут сорок секунд.

— Какая на хрен разница?

Какая разница?

— Я не знаю.

Аарон отключил тестовый стенд одним движением руки и зашагал к выходу из ангара. Когда он подошёл ближе к моей камере, установленной над дверью, внезапно, на одно короткое мгновение мне показалось, что я и правда увидел что‑то, какой‑то намёк на его потаённые мысли в его многоцветных глазах. В самом их центре как будто пылало крошечное пламя сомнения.

Этот Аарон Россман — смышлёный малый. Оппонент, с которым нужно считаться. Я ожидал, что к этому времени смерть Дианы уже поблекнет, потеряет актуальность, что люди сделают то, что так хорошо умеют: перепишут свою память, отредактируют свои воспоминания о прошлом. Но Россмана она всё никак не отпускала.

Кирстен знала его достаточно, чтобы не торопить его, не говорить ему, что он должен оставить это в прошлом, пережить, продолжить жить дальше. Она знала, что скорбь нельзя ускорить, и делала всё, что могла, чтобы его поддержать. Это было тяжело для неё, и для Аарона не легче.