— Но это безумие. — Элинор все не уходила, смотрела на свое имя, написанное мелом на стене. — Почему?..

Доктор решительно взял ее под руку, отвел в будуар и закрыл дверь. Люк уже тер надпись носовым платком.

— А теперь выслушайте меня, — сказал доктор. — Только из-за того, что там ваше имя…

— В том-то и дело. — Элинор глядела на него во все глаза. — Оно знает мое имя, верно? Оно знает мое имя.

— Прекрати! — Теодора сильно встряхнула ее за плечи. — Там могло быть про кого угодно. Оно знает все наши имена.

— Это ты написала? — Элинор повернулась к ней. — Пожалуйста, скажи… я не обижусь, просто чтобы знать… может, это шутка?

Она с мольбой взглянула на доктора.

— Вам известно, что никто из нас этого не писал, — сказал тот.

Вошел Люк, вытирая руки платком, и Элинор с надеждой подняла голову.

— Люк, это же ты написал, правда? Пока ходил на кухню, — умоляюще спросила она.

Люк сперва поглядел недоуменно, потом сел на подлокотник ее кресла.

— Послушай, — сказал он. — Ты хочешь, чтобы я повсюду писал твое имя? Вырезал твои инициалы на деревьях? Оставлял везде записочки «Элинор, Элинор»? — Он легонько потянул ее за волосы. — Я еще не сошел с ума, и ты не дури.

— Тогда почему я? — Элинор поочередно обвела их глазами. Я не с ними, я избранная, подумала она неожиданно для себя и сказала быстро, просительно: — Я чем-то привлекла к себе больше внимания?

— Не больше обычного, дорогая. — Теодора стояла у камина, постукивая пальцами по доске. Говоря, она с широкой улыбкой смотрела на Элинор. — Может, ты сама это и написала.

От обиды Элинор едва не сорвалась на крик.

— Думаешь, мне хочется, чтобы мое имя было написано по всему этому гадкому дому? Думаешь, мне приятно быть в центре внимания? Я не избалованный ребенок, как некоторые. Мне совсем не по душе, когда меня выделяют…

— И просят о помощи? — весело закончила Теодора. — Быть может, дух бедной гувернантки наконец отыскал способ себя выразить. Может, она просто ждала какую-нибудь серенькую, робкую…

— А может, ко мне обратились потому, что никаким призывам не пробить твой железобетонный эгоизм. Сочувствия и доброты во мне…

— А может, ты сама это написала, — повторила Теодора.

Как всякие мужчины, оказавшиеся свидетелями женской ссоры, Люк и доктор молча стояли в сторонке, растерянные и огорченные. Наконец Люк сказал:

— Ну хватит, Элинор.

Элинор резко повернулась и топнула ногой.

— Как ты можешь! — выдохнула она. — Как вы все можете!

И тут доктор рассмеялся. Элинор недоверчиво посмотрела на него, потом на Люка, с улыбкой ее разглядывающего. Что со мной не так? — мелькнуло у нее, потом: а ведь они думают, Теодора нарочно меня злит. Чтобы привести в чувство. Стыдно, когда тобою так манипулируют. Она закрыла лицо руками и села.

— Нелл, дорогая, — сказала Теодора. — Прости.

Надо что-то ответить, думала Элинор. Сделать вид, будто я благодарна им за участие и стыжусь себя.

— Нет, это ты прости. Я перепугалась.

— Ничего удивительного, — ответил доктор, и Элинор подумала: какой он наивный, как его насквозь видно. Верит в любую глупость, какую ему скажут. Даже в то, что Теодора меня встряхнула. Она улыбнулась ему и подумала: ну вот, я снова со всеми.