— Я спала как убитая.

— И я. Если через три минуты не будешь готова, я приду и утоплю тебя в ванне. Я хочу завтракать!

Элинор думала, что очень давно не наряжалась так, чтобы выглядеть солнечным лучиком, не испытывала голода перед завтраком, не просыпалась с таким ясным ощущением себя и таким желанием за собой ухаживать; даже зубы чистить было на удивление приятно. Все потому, что я выспалась, сказала она себе; только сейчас я по-настоящему поняла, как плохо спала после маминой смерти.

— Еще рассусоливаешь?

— Иду-иду! — Элинор подбежала к двери, вспомнила, что заперла ее с вечера, и тихонько повернула ключ.

Сегодня Теодора была в клетчатом платье — яркое пятно на фоне темных панелей. У Элинор мелькнула мысль: наверняка она получает удовольствие от каждой минуты — когда одевается, или моется, или ест, или спит, или разговаривает. Возможно, ей вообще безразлично, что думают про нее окружающие.

— Ты хоть понимаешь, что мы можем еще час искать столовую? — сказала Теодора. — Хотя вдруг нам оставили карту… Люк и доктор давным-давно встали. Я говорила с ними через окно.

Ну вот, все интересное начали без меня, подумала Элинор, завтра я проснусь раньше и тоже буду разговаривать через окно.

Они спустились по лестнице и прошли через вестибюль. «Здесь», — сказала Теодора, уверенно дергая ручку, но за дверью была сумрачная гулкая комната, которой девушки еще ни разу не видели. «Здесь», — сказала Элинор, но за выбранной ею дверью оказался узкий коридор в маленькую гостиную, где они сидели вчера вечером.

— Это другой конец вестибюля. — Теодора ошарашенно повернулась. — Черт! — Она запрокинула голову и крикнула: — Люк! Доктор! Ау!

Издалека донеслись ответные голоса, и Теодора шагнула к следующей двери.

— Если они думают, — бросила она через плечо, — что я буду вечно метаться по этому гадкому вестибюлю, дергая одну ручку за другой, голодная, как зверь…

— По-моему, сюда, — сказала Элинор. — Там темная комната, а за ней столовая.

Теодора снова аукнула, налетела на какую-то мебель и чертыхнулась. Тут дверь в другом конце комнаты растворилась, и доктор сказал:

— Доброе утро.

— Гадкий, мерзкий дом, — проворчала Теодора, потирая колено. — Доброе утро.

— Конечно, вы теперь не поверите, — сказал доктор, — но три минуты назад мы оставили все двери открытыми, чтобы вам не искать дорогу. Они захлопнулись у нас на глазах за миг до того, как мы услышали ваш голос. Что ж. Доброе утро.

— Копченая селедка, — подал голос Люк из-за стола. — Доброе утро. Надеюсь, дамы, вы любите копченую селедку на завтрак.

Они прошли сквозь тьму ночи и встретили утро в Хилл-хаусе; теперь они были одна семья и здоровались как близкие люди, садились на те же стулья, что вчера вечером, — за этим столом у каждого из них было свое место.

— Обильный и сытный завтрак в девять часов утра — явно одно из условий миссис Дадли, — продолжал Люк, размахивая вилкой. — Мы уже начали гадать, не предпочитаете ли вы кофе с булочкой в постель.

— В любом другом доме мы добрались бы до столовой куда быстрее, — сказала Теодора.

— Вы правда оставили двери открытыми? — спросила Элинор.