Перемены не происходят в течение одной ночи. Моральный кодекс, позволивший накапливать капитал на протяжении последних нескольких сот лет, поощряет в нас стремление к целенаправленности. В своем замечательном эссе «Экономические возможности для наших внуков» Кейнс писал:
Целенаправленность означает, что нас больше беспокоят отдаленные результаты наших действий, чем их непосредственное влияние на то, что нас окружает сейчас. «Целенаправленный» человек всегда старается обеспечить иллюзорное и ускользающее бессмертие для своих деяний, передвигая свой интерес все дальше и дальше в будущее. Он любит не свою кошку, а ее котят — и даже не ее котят, а котят этих котят, и так далее, до самого конца кошачьего рода. Для него варенье — это не варенье, если оно предназначено не для завтрашнего дня, сегодня варенья быть не может. Вот так, отодвигая варенье все дальше и дальше в будущее, он стремится к тому, чтобы его деяния обрели видимость бессмертия.
Может статься, что эпоха целенаправленности с ее имманентным требованием жертвенности начинает выдыхаться — пусть и очень постепенно. Это не значит, что другая эпоха или что-то там еще уже здесь, у дверей. Контркультура, возможно, не самый лучший проводник в будущее, уже потому, что она определяет себя через свою противоположность — ей легче описать то, против чего она бунтует, чем то, за что она стоит. Но все это может подтолкнуть нас к созданию некоего синтеза, заставить нас расширить понятие «рациональности», чтобы нащупать пути к консенсусу. Задолго до появления самого термина «контркультура» Кейнс описывал односторонность общества накопления. «Нас слишком долго учили стремиться, — говорил он, — а не наслаждаться». Может быть, через сотню лет, писал Кейнс, — сотню лет, считая с 1931 г., — главной проблемой человечества станет умение жить гармонично, мудро и хорошо.
Что же привело нас к этому перекрестку? Наука и сложный процент, развитие технологий и накопление богатства. Как мы видели, некоторые члены нашего общества изобилия и постизобилия уже прониклись этим духом.
Увы, наши взгляды как на науку, так и на сложный процент меняются. Наука уже не представляет собой абсолютное добро, как казалось в позднюю Викторианскую эпоху: радио плюс Пастер плюс электричество плюс паровой двигатель. Существуют даже сомнения в том, насколько ровно развивается наука: в своей книге «Структура научных революций» Томас Кун утверждает, что каждое поколение ученых переписывает учебники для того, чтобы наука была представлена в некоей непрерывности. Что же касается сложного процента, то Кейнс уточнил и этот момент во фразе, которую обычно не замечают: «при том условии, что не будет ни масштабных войн, ни серьезного прироста населения». Сложный процент не решит наших экономических проблем, если население растет быстрее, потому что в знаменателе у нас всегда стоит «на душу населения».
Повороты на пути встречаются неожиданно. Всего одно поколение назад наши индустриальные общества были озабочены тем, как поднять уровень рождаемости. Если бы мы действительно могли рассчитывать на «амортизационную подушку» науки и сложного процента, то в этом случае, наверное, с радостью и надеждой ожидали бы дня, когда (это снова Кейнс) «произойдут серьезные изменения в моральном кодексе… Мы наконец-то сможем избавиться от всех социальных обычаев и экономических подходов, влияющих на распределение богатства, вознаграждения и наказания, которые мы теперь пытаемся сохранить любой ценой, поскольку они невероятно полезны для накопления капитала».