– Мы не договорили вчера, – напомнил Гейб, заходя в спальню. – И мне тоже есть что тебе…

– Тсс, – перебил Джонас.

Глаза постепенно привыкли к полумраку, и Гейб смог лучше разглядеть и Джонаса, и Клэр. Ее глаза были открыты; худые пальцы перебирали ткань одеяла. Джонас склонился к ней очень близко, прислушиваясь. Пересохшие старческие губы что-то еле заметно шептали. Джонас кивал. Гейб расслышал только два слова:

– Расскажи ему.

– Прости, мне что-то не верится.

Они сидели на скамье позади библиотеки – той же самой, где Джонас недавно разговаривал с Клэр. Гейб качал головой. Устало потерев лицо руками, Джонас сказал:

– Вчера я то же самое подумал: старушка спятила или просто фантазерка.

Гейбу хотелось вскочить и убежать. Быть где угодно, только не здесь. Рыбачить с Натаном. Заново строить лодку. Заново ее утопить. Делать что угодно, только не слышать, как человек, который всегда был для него важен, бредит как сумасшедший. То говорит, что нужно кого-то убить, то несет что-то про украденную молодость…

Он повернулся к Джонасу и постарался говорить спокойно:

– Знаешь… Мне кажется, ты слишком много работаешь. И слишком много читаешь. Тебе бы почаще гулять вдоль реки. Она успокаивает…

– Гейб, послушай меня! – перебил Джонас, повышая голос, потому что его начало накрывать отчаянье. – У нас мало времени. Клэр не выдумывает. Ты был слишком мал, когда мы сбежали, поэтому все это звучит небылицей, но я многое помню. Помню вещи, которые нельзя придумать, если ты не жил в коммуне. И Клэр я тоже помню. Она работала в рыбном Инкубатории, но приходила помогать в Воспитательный Центр, хотя это было против правил. Она приходила, потому что там был ты, Гейб. Она твоя мать. Там это называлось – Роженица. Эти девушки вынашивали и рожали младенцев, которых у них затем навсегда отбирали. Никто из них не знал, где их дети, но Клэр умудрилась тебя найти. И там, и теперь здесь.

Гейб наклонился, снял с ноги сандалию и вытряхнул камушек, коловший палец.

Посмотрел на птицу, порхавшую в кроне ближайшего дерева. Разглядел, что она держит в клюве веточку.

Изучил царапину на руке.

Зевнул, потянулся.

Расстегнул и застегнул воротничок рубашки.

Джонас наблюдал, как тот мается.

– Знаешь, – произнес он, наконец, – я не помню коммуну, но помню, что какая-то женщина меня любила. И детали совпадают. Поэтому, конечно, все это звучит как правда…

– Это правда, Гейб.

– Джонас, но как какой-то человек может отбирать у других людей молодость?! Или часть души, как ты вчера рассказывал?

Джонас задумчиво посмотрел на тропинку, пересекавшую большую зеленую лужайку. По ней неспешно шел Ментор. К удивлению Гейба, Джонас его окликнул и помахал рукой, а потом поднялся и жестом предложил Гейбу подойти к нему.

Учитель, остановившийся на оклик, ждал их. Это был сутулый бородатый мужчина, почти старик, но с молодым и пронзительным взглядом. Гейбу он всегда нравился.

– Доброе утро, – улыбнулся Ментор. – Как ваши дела?

– Пытаюсь рассказать Гейбу про Торговца, – произнес Джонас. – Но он не верит мне.

– Зачем о нем рассказывать? – поморщился Ментор. – Этот кошмар в прошлом.