— Популярней нашими стараниями, — уточнил Бруно недовольно. — До чего дожили: перешибать лживые сплетни правдой приходится все тем же методом распускания сплетен…

— Не суть. Пусть и с нашей помощью — а наследник неплохо справляется, и главное сейчас — попросту не хлопать ушами… Так что ж с делом Эльзы? Я его закрываю?

— Уже закрыл, — вскользь улыбнулся Висконти. — Не могу не выразить тебе благодарность за удачное разрешение ситуации.

— Отчет…

— Позже напишешь, забудь.

— Даже так, — отметил Курт, медленно обведя взглядом лица собравшихся. — Стало быть, стряслось нечто и впрямь необычное… Что у вас, и по какому поводу было заседание?

— Быть может, сперва передохнешь? — возразил Бруно; он усмехнулся:

— Конечно. Сейчас я пойду есть да спать, и разумеется, я спокойно усну, не терзаясь любопытством и не пытаясь угадать, отчего у членов Совета столь постные физиономии, будто завтра наступает Конец Света… Говорите уж. Что происходит?

Бруно переглянулся с Висконти, бросил взгляд в сторону молчаливого кардинала и, помедлив, поднялся.

— Сейчас вернусь, — вздохнул он, направившись к двери. — Услышишь все из первых уст.

В комнату Бруно возвратился спустя несколько минут; войдя, посторонился, пропуская вперед своего спутника, выглянул в коридор, бросил взгляд в обе его оконечности и плотно прикрыл дверь.

— Курт Гессе, следователь первого ранга, особые полномочия, — сообщил он, усаживаясь снова к столу, и кивнул на табурет рядом с собою: — Прошу вас.

Вошедший молча кивнул, тяжело опустившись на сиденье, и оперся о стол локтями, перенеся на него вес и как-то неловко отставив ногу в сторону. Итак, больная спина и что-то не так с коленом; рана? Просто суставные боли, возраст?.. Вполне вероятно; лет ему не меньше сорока пяти-семи, и судя по изможденному лицу — годы эти проведены не в тиши и скуке скриптория…

Знакомое лицо…

— Дитер Хармель… — продолжил Бруно, и Курт оборвал, договорив:

— … curator rei internae[3].

— Знаете меня? — поднял бровь вошедший; он усмехнулся:

— В некотором роде. Одиннадцать лет назад, когда я был начинающим двадцатидвухлетним следователем, вы пытались затащить меня на помост за халатность или преднамеренное саботирование дела. Кельн, расследование убийства студента университета…

— … погибший на допросе соучастник.

— После допроса, — возразил Курт с нажимом. — Повесился ночью в камере. Отто Рицлер, университетский переписчик. Вам не терпелось доказать, что я должен разделить его судьбу.

— Вашим обидчиком опасно становиться, — усмехнулся Хармель. — Какая нехристианская злопамятность.

— Просто хорошая память. Злобность прилагается в довесок.

— Да, я вижу, — уже серьезно согласился куратор. — Память и впрямь отличная; я бы спустя столько лет имя не вспомнил. Я и не вспомнил, собственно… Оправдываться за свою ошибку не стану: надеюсь, вы понимаете спустя столько лет службы, что я не мог не предположить самого худшего.

— Даже не представляете, насколько хорошо, — согласился Курт, не задумавшись. — И как я понимаю, вы здесь для того, чтобы привести еще один пример этого худшего?