— А мистер Тиббетс? Что бы с ним стало в России? — ухмыльнулся бывший журналист.
— Меня бы разорвали на куски, узнав правду обо мне, — кивнул пилот. — И я бы это понял. Мне сложно сказать раскаиваюсь я или нет. Я солдат и была война, и я выполнял приказ. Но раскаиваться должны те, кто этот приказ мне отдали. Однако я сожалею, что человечество дошло до того, что такие приказы стали отдавать. Но будь я в России, было бы логичным, что я подвергся бы казни. Равно как и мы разорвали бы здесь того русского, который отправил в наши дома ядерные боеголовки…
После того, как Лазар перевел эти слова, Николай вздрогнул, подумав о Людоеде…
— А вот этот человек русский военный летчик, судя по документам и жетону, которые мы нашли в его вещах! — воскликнул, указывая пальцем на Варяга Линч, приподнявшись со своего стула.
— Я это знаю, — кивнул Тиббетс. — И я знаю, что он летчик истребитель. Истребитель, понимаете? Он служил пилотом оружия оборонительного. Я пилот наступательного оружия. Стратегического бомбардировщика. Он мой враг и противник. Не ваш. Не вам он угрожал в той войне, а мне, пилоту термоядерного монстра. Но я лучше объявлю этого человека своим братом, нежели позволю вам, глупцам, решать жить ему или умереть только за то, что он русский.
— Вы предатель, ренегат, изменник, — брезгливо бросила Раковски. — Вы поддерживаете чужаков, идете против своей страны, своих сограждан…
— Канадец мне не согражданин, — шутливым тоном произнес Дональд. Однако Даладье его шутки не понял. Он нахмурился и показал Хорнету средний палец…
— Варяг, — шепнул тихо Сквернослов. — Ты что, таскаешь с собой свои документы?
— Ну да, — кивнул Яхонтов.
— На кой черт?
— Я же искатель. Если сгину где, чтобы труп мой безымянным не был.
— А в Америку ты их, за каким чертом потащил?
— Облажался, что тут скажешь, — хмыкнул Варяг. — Бывает с каждым.
Николай, как и его друзья, внимательно следил за этой странной прелюдией к их разговору с американцами и так же внимательно слушал все, что доносил тихим голосом до их слуха Боб Лазар.
— Роберт, ну что это за балаган такой, я не понимаю? — прошептал, наконец, он.
— Это прения. Ну… Как вам сказать… Это называется, система сдержек и противодействий…
— То есть так и должно быть? Люди должны спорить до хрипоты? Как же единая цель и консолидация? Ну, это же бред.
— Почему бред? — Лазар выпучил глаза. — Это демократия.
— Демократия хороша, когда у власти есть хорошие парни, идущие наперекор плохим парням.
— А разве бывает по-другому? — удивился Роберт.
— Конечно, бывает. Отчего тогда, по-вашему, случилась ядерная война? — ухмыльнулся Яхонтов.
65. The Last Ivan
Дальнейший разговор превратился в неприятную взгляду и слуху перепалку. Лазар потерял темп и уже не мог переводить. Да, в общем-то, в переводе уже отпал смысл. Судя по преобладанию в репликах так любимого американцами и весьма эмоционального слова fuck, шла банальная ругань. Рэймен обильно жестикулировал, что-то пытаясь объяснить Линчу. Тот в ответ морщился, мотал головой, постоянно чесал лысину и то и дело вытягивал перед собой руку, указывая пальцем то на Моргана, то на пленников. Мадлен периодически что-то повизгивала и делала страшное лицо. Тиббетс таращил на нее свои жуткие глаза. Дональд кидал какие-то фразы с озорным выражением лица и Даладье, как правило, отвечал на эти фразы, молча, выставляя перед собой средний палец.