Питер даже не повернулся в сторону танцплощадки и устремил взгляд своих странных янтарных глаз на Мэгги. Что-то в ее груди дрогнуло.
– Не думаю, что я ее заметил.
Она отвернулась от его пронизывающего взгляда, внезапно обнаружив, что ей трудно дышать. Со сцены доносились знакомые ритмы, и она поняла, что притопывает ногами в такт музыке. Кэт и Роберт находились в центре круга зала. Зрители, толпившиеся по краям, наблюдали за их танцем: их руки и ноги плавно взлетали и опускались, лица блестели от пота. Они прекрасно смотрелись вместе и напоминали птиц, брачующихся в полете.
Мэгги снова подумала о Джиме и о том, что он считал ее улыбку красивой. Ей страстно хотелось избавиться от грусти, донимавшей ее, как песчаная мошка. Повернувшись к Питеру, она широко улыбнулась.
– Вы умеете танцевать под пляжную музыку?
Он снова изогнул бровь, заставив Мэгги гадать, не сказала ли она какую-то глупость.
– Я быстро учусь.
Мэгги танцевала даже лучше, чем Кэт. Ощутив прилив смелости, она встала и протянула руку.
– Тогда пойдемте. Позвольте мне показать вам, как это делается.
Он встал, улыбнулся и крепко сжал ее руку.
– С удовольствием.
Его голос обволакивал ее, как шелк, завлекая в свой нежный кокон. Мэгги посмотрела на столик и заметила две пустые бутылки из-под кока-колы. Оторвавшись от Питера, она быстро отошла в сторону и спрятала одну бутылку под стол, чтобы официантка не унесла ее. Ей хотелось сохранить бутылку для бутылочного дерева Лулу.
Лишь гораздо позже Мэгги задалась вопросом, почему она подумала о ловле злых духов в тот самый вечер, когда наконец решила отпустить их на волю.
Глава 2
Ноблесвилль, Индиана
Июнь 2009 года
Эмми сидела на полу «Страниц Пейдж», книжного магазина, которым ее мать управляла с тех пор, когда она еще была маленьким ребенком. Она открывала коробки и вносила названия книг в электронный каталог магазина. Прошло полгода с тех пор, как Бен вернулся из Афганистана в накрытом флагом гробу и упокоился рядом со своим отцом и безликими предками, любившими землю, которую они обрабатывали больше ста лет. Дни сменяли друг друга, но Эмми их не замечала, лишь переворачивала листки календаря. Даже смена времен года не привлекала ее внимания, пока Пейдж не начинала настаивать, чтобы Эмми убрала зимние свитера и начала носить хлопковые платья с короткими рукавами.
Ее горе было похоже на безмолвное существо – невидимый вирус, пожиравший ее изнутри, но почему-то не оставляющий внешних следов. Каждый раз, когда Эмми смотрелась в зеркало, она ожидала увидеть в его отражении нечто серое и увядшее или черную дыру на месте своего лица. Горе стало для нее таким же естественным, как дыхание; она не могла проснуться или заснуть без гнетущего чувства одиночества, давившего как чемодан, который она никак не могла распаковать. Ночью ей не снились сны, но после пробуждения она была уверена в том, что слышала тихие шаги в спальне, хотя и не знала, приближались они или отдалялись. И каждое утро она заставляла себя лежать с закрытыми глазами в постели, надеясь хотя бы один раз увидеть Бена – ведь это его шаги она слышала ночью.