Погрузка закончилась. «Копейка», привезшая зерно, уехала. Грузчики получили с хозяина деньги, поклонились ему и, подбрасывая на ладонях монеты, пошли в сторону города. Матросы начали устанавливать крышку люка. Ульянов продолжил бегать вокруг них, ругаясь еще громче. Видимо, не израсходовал весь запас эмоций. Установленную крышку люка обтянули брезентом. Ульянов оглянулся, узнал меня и погнал матросов помочь мне перенести вещи. Матросы резво подняли вещи на борт, положили их, принесли откуда-то небольшую палатку и надувной матрас и натянули палатку между люковыми крышками трюмов. А вот за это спасибо, у меня так ловко и быстро не вышло бы.

Далее я уложил вещи в палатке и спросил купца, когда будем отчаливать. Он ответил, что пойдет к друэгарам и решит все не ранее чем часа за полтора. Я сказал, что пока пойду позавтракаю. После чего матросы занялись своими делами, а мы с Ульяновым покинули борт и отправились каждый в своем направлении. Я двигался быстрым шагом, ел тоже быстро и справился за полчаса. Ульянов появился ближе к полудню и скомандовал отдать швартовы.

Дизель уже был прогрет, матросы отдали швартовы, и судно медленно отошло от причала и двинулось к выходу из затона.

На берег я не оглядывался. Некому меня было провожать и не на кого бросать последний взгляд перед расставанием. Гуляй-поле оставалось позади, как перечеркнутая страница жизни…

Смерть! Старый капитан!

В дорогу! Ставь ветрило!

Ш. Бодлер. Плаванье[6]

Довольно скоро мы вышли из устья Велаги на простор Великой. Предстояли три-четыре дня плавания. Я прервал разборку и укладку вещей, вышел из палатки и отправился искать хозяина баржи. Требовалось решить некоторые «стратегические проблемы», памятуя опыт плавания на «Волне».

Искать Ульянова долго не пришлось – он был в рулевой рубке, распекал рулевого за подвиги в Гуляй-поле. Речь шла о кабацких загулах. Далее последовали угрозы «разделать как бог черепаху» и засунуть якорь в то место, наличие которого я у матросов мужского пола не подозревал. Еще пять минут ругани, и Ульянов вышел из рубки, где был перехвачен мною. Меня интересовал кардинальный вопрос – стрелять только когда полезут на борт или профилактически? Ульянов ответил, что мы в своем праве – когда полезут, поэтому только тогда. Собственно, этого я и ждал, но обсуждать все равно надо.

И второе – как тихо предупредить «Готовьтесь к бою»? Я об этом подумал заранее и протянул Ульянову небольшой кусочек гранита, над которым вчера магически поработал. Пусть камешек лежит на ночных вахтах перед рулевым. Когда нужно будет поднять тревогу незаметно для пиратов, камешек засветится. Тогда надо вызывать людей с низов переговорной трубой или чем еще. Ну если дело дойдет до внезапной атаки – придется вставать по выстрелам. То, что я днем отлеживаюсь, а караулю в ночи, – это уже согласовано заранее.

Ульянов понес камешек в рубку, а я вернулся к прерванным занятиям. Закончив обустройство, задался вопросом: а не пора ль почистить карабин? Я его не трогал все городское сидение, наверное, время пришло. Сходил к мотористу, выпросил у него ветоши, разложил все необходимое и принялся за чистку. Закончив с карабином, взялся за револьвер и запасной кольт. Потом стал заряжать магазины к карабину. Ну в общем, за всеми этими делами обед пропустил, благо есть сильно не хотелось. Я этим воспользовался и решил соединить обед с ужином. Плюс оружейные дела малость утомили, и я с удовольствием поспал до ужина, на счастье, ничего не снилось.