Приставив к груди Линмауса дуло карабина, шериф залез рукой под его пиджак, вытащил сначала один кольт, потом второй и, не сводя с Ларри глаз, бросил их на кровать. Застигнутый врасплох парень был готов вцепиться ему в глотку, и его враждебный взгляд не смог остаться незамеченным.

Отобрав основное оружие, Энтони продолжил обыск и вскоре обнаружил двуствольный укороченный пистолет, которым бывший грабитель пользовался в экстремальных случаях, и нож с длинным лезвием, достаточным, чтобы добраться до самого сердца. Они тоже были брошены на кровать.

Закончив обыск, шериф отступил от Линмауса. Собрав все конфискованное оружие, огнестрельное и холодное, в охапку, он произнес:

— А теперь вытяни руки.

Ларри безропотно подчинился. Страж порядка вынул из кармана наручники и, не сводя с лица бандита глаз, стал вслепую надевать их на него.

— Вздумаешь сопротивляться, разнесу тебя к чертовой матери! Слышишь меня? Будь ты проклят!

Но Ларри стоял спокойно и улыбался. То, что Цыпленок принял такие повышенные меры предосторожности, льстило его самолюбию. Для него это было чем-то вроде признания его исключительности, этакого комплимента. Но получать в этом мире комплименты он ни от кого не хотел, за исключением двух человек — Черри Дэниельс и монаха Хуана.

Когда наручники защелкнулись, Энтони со вздохом облегчения отошел назад. Взгляд его глаз оставался все еще настороженным и как будто удивленным, словно ему все еще не верилось, что тот, за которым он так долго охотился, наконец-то пойман.

— Ну, дело сделано, — довольно буркнул шериф.

— Теперь твое сердце бьется намного спокойнее, чем тогда, когда ты стоял в коридоре? — язвительно поинтересовался Ларри.

Цыпленок ответил с той удивительной искренностью, которую могут позволить себе только победители:

— Да. Там, за дверью, мне было чего бояться. Врываясь сюда, я думал, что налечу на пулю 45-го калибра. Но все, к счастью, обошлось.

— Хотелось бы знать, какое из старых обвинений ты собрался мне предъявить? — поинтересовался Линмаус.

— Старое обвинение? — переспросил шериф.

— Да.

— А почему оно должно быть старым?

— Тогда скажи, что же такого я успел натворить после того, как мне принесли извинения?

— А сам не догадываешься?

— Нет, не догадываюсь.

— Тогда я тебе скажу. Мало не покажется. Во-первых, ты — нарушитель спокойствия в городе, а во-вторых, ты попытался убить человека. Этого вполне достаточно, чтобы упечь тебя в тюрягу этак лет на десять!

— Я пытался убить человека?!

— А как это еще называть? — фыркнул Энтони. — Напал на Лью Дэниельса, совсем еще ребенка!

— Я на него напал?!

— Конечно! Ведь ты же стрелял в него?

Линмаус замолчал. Он понимал, что ни один его довод не убедит шерифа. Тогда решил прибегнуть к логическим рассуждениям.

— Скажи, я искал встречи с Дэниельсом, чтобы стрелять в него, или он со мной?

— А какая разница?

— Не я ли попытался избежать с ним встречи? Чтобы не столкнуться с ним в гостинице, я не стал спускаться по лестнице, а вылез в окно.

Шериф только сердито посмотрел на арестованного.

— Не Лью ли первым подбежал ко мне и позвал остальных, чтобы те увидели, как он меня будет разделывать?