И он изложил свой план. Ничего Шарпер так не желал, как уничтожения английской торговли и промыслов на Тихом океане.

«Право, стоит его свести с Николаем Николаевичем!» – подумал Невельской.

Шарпер сам потомок англичан, но ненавидел их. Геннадий Иванович спросил его когда-то, почему так. Шарпер ответил, что как англичане считают американцев порочными и беглыми, какими-то испорченными англичанами, хотя и признают их быстрое развитие и возвышение, так и американцы считают англичан зверскими скрягами и вымогателями, от которых пришлось уходить в свое время и которые насилуют и портят всех на свете. Кроме того, они высокомерны и спесивы.

При всей их взаимной вражде – знал Геннадий Иванович – англичане и американцы всегда могли быстро столковаться, и что скажешь американцу – живо может стать известно англичанину. Конечно, знакомые не в счет, хотя и тут надо ухо держать востро.

Шарпер сказал, что у него теперь будет два китобойных судна и что он хочет нанять шкиперов и, может быть, сам купит пароход.

Снова вошли дамы. Шарпер покосился на Бачманову. Он не подозревал ее в шпионстве, но, право, полагал он, уж тут англичане ни к чему! И куда только они не лезут! Даже в стан собственных врагов, лишь бы хорошо жилось! Но везде у них своя важность сохраняется и этот противный требовательный тон, как будто тебя посадили в полицию, а не за столом беседуешь.

На другой день судно Шарпера вошло в залив. Плотники застучали на нем. Шкипер с любопытством наблюдал, как тунгусы пригнали на пост оленей, на которых Геннадию Ивановичу предстояло ехать в Николаевск.

Шарпер, завидя Орлова у кузницы, приехал с просьбой кое-что отковать. Заодно спросил его, что слышно о приезде генерал-губернатора. Орлов отвечал, что вряд ли будет раньше, чем через две недели. Шарпер подумал и решил, что можно подождать. Сегодня боты с гарпунерами ушли, так что промысел пойдет своим чередом, а фонтаны есть всюду в Сахалинском заливе.

Шарпер пошел к Невельскому, сказал, что просит доложить губернатору про тот план уничтожения англичан в океане и их торговли, который он изложил вчера. С помощью губернатора очень легко все осуществить. Кроме того, он хотел бы знать, чем может быть полезен. Если прибыло много людей и начнут строить города, он мог бы доставлять все, что угодно. Об этом он также просит помянуть в разговоре с губернатором, и что у него есть еще сигары, апельсины, и лимоны, и кокосы и что он готов все это уступить очень дешево, так как нынче какое-то особенное лето: влажная жара, и фрукты портятся гораздо быстрей обычного. Но, кроме фруктов, у него есть винтовые ружья, которые он мог бы уступить, можно продать и порох. Всего этого привезти можно сколько угодно.

Невельской вспомнил, как у петрашевцев допытывались, не хотят ли они по Амуру доставлять оружие, купленное в Америке для революционеров. И его имя поминали. На миг Геннадий Иванович охладел к своему плану, словно испугался.

А Шарперу хотелось ему кое-что подарить, но он знал, что Невельской не примет, если не сможет отдарить. Поэтому приходилось скрывать свои добрые чувства и ссылаться на неотвратимые силы природы, на грозящую фруктам гибель. «Янки есть янки!» – думал он, сам удивляясь своей изобретательности.