И вот сие гнусное воинство, более дикое, нежели любая орда язычников, не почитающее ни Бога, ни человека, разорило всю область и убивало всех без разбора, обоего пола, всякого возраста и состояния, уничтожая, грабя и сжигая поместья, церкви и дома простого народа. Они предавали местных мечу или пронзали копьями, не щадили ни раненных, ни женщин в тягости или разрешающихся от бремени, ни младенцев в люльках, ни тех, что припадали к материнской груди или цеплялись за материнские юбки, ни самих матерей, ни ветхих старцев, ни немощных старух, ни кого другого, отмеченного тем или иным увечьем, где бы их ни находили. И чем ужаснее была смерть, коей они предавали невинных, тем шумнее они радовались…

Говорили даже, что в одном местечке они поубивали множество малых детей, согнав тех заодно, слили их кровь в реку, которую заблаговременно запрудили, и пили эту кровавую воду — нет, не воду, а кровь…

Англичане с трудом верили собственной удаче, когда в их руках оказался король Шотландии Уильям Лев, чьи дерзкие набеги на север Англии держали в страхе всю страну. О пленении короля записал в своей хронике монах-августинец из Йорка, уважаемый историк, продолжавший традиции Беды Достопочтенного.

Пока в северных областях Англии, дела обстояли подобным образом, дворяне короля в графстве Йорк, справедливо недовольные набегами шотландцев, собрались в Ньюкасле-на-Тине и привели с собой много конных. Собрание созвали столь срочно, что пехоту собрать времени не было, и в Йорк они прибыли в пятницу, в шестой день недели, утомленные долгим и тяжелым маршем. Пока они рядили о том, что надлежит сделать, самые осторожные стали поговаривать, что все уже сделано, мол, король шотландцев, услыхав о прибытии войска, отступил, и этого покуда достаточно, учитывая малую численность отрядов, и небезопасно для них самих и не принесет пользы королю Англии продолжать наступление, иначе их малочисленные отряды столкнутся с ордами варваров и будут пожраны, точно краюха хлеба; мол, у них всего четыре сотни конных, а у врага, по слухам, более восьми тысяч воинов. На это самые нетерпеливые отвечали, что на ненавистных врагов следует напасть немедля, и нельзя заранее отчаиваться, ведь победа всегда будет на стороне тех, кто ратует за правое дело.

В итоге мнение последних восторжествовало (такова была воля Господня, так что сей поход следует приписать скорее Провидению, чем человеческому решению), и дворяне, среди которых главными были Робер де Стютевиль, Ральтф де Гланвиль, Бернар де Бал иол и Уильям де Веси, освеженные ночным отдыхом, выступили рано поутру и устремились вперед, как если бы их подгоняла некая незримая сила. К пяти часам дня они оставили за спиной двадцать четыре мили — такое едва ли возможно для людей, отягощенных доспехами; и пока они двигались, говорят, их покрыло облако столь густого тумана, что они едва различали дорогу. Тогда самые осторожные из них, опасаясь засады, стали говорить, что впереди опасность, и нужно поворачивать обратно. На это Бернар де Балиол, достойный и отважный воин, ответил: «Пусть тот, кто желает, едет обратно, но я продолжу путь, хотя бы никто не поскакал за мной, ибо не готов покрыть себя несмываемым позором».