Валентин Фалин подтвердил: ему достоверно известно, что Йон стал жертвой операции советской разведки. Фалин подтвердил, что Йона одурманили агенты Москвы и тайно вывезли в восточный сектор Берлина, что Йон участвовал в пропагандистских спектаклях ради спасения собственной жизни, но тайн не выдавал.

Откуда об этом известно самому Фалину? Фалин в начале пятидесятых работал в Комитете информации при Министерстве иностранных дел. Его начальник, заместитель председателя комитета Иван Тугаринов по поручению Молотова ездил в Берлин и, приехав, сказал Фалину, что Йона усыпили в Западном Берлине, а проснулся он в Восточном. Свой рассказ Фалин оформил в виде нотариально заверенных свидетельских показаний и передал в суд, который должен был рассматривать просьбу Отто Йона о реабилитации. Но его показания не помогли.

В 1995 году последняя апелляция Йона была отклонена берлинским судом. Он умер 26 марта 1997 года в Инсбруке в возрасте восьмидесяти восьми лет. Доктор Отто Йон, который так и не дождался реабилитации, был, как я понимаю, человеком порядочным и наивным, хотя и служил некоторое время по ведомству контрразведки. Он стал жертвой политических и шпионских игр, от которых людям наивным следует держаться подальше…

В 1955 году тяжелый сердечный недуг свалил Виталия Геннадьевича Чернявского. Он долго болел. Работал по линии службы «А», активные мероприятия, то есть дезинформация, благо в Агентстве печати «Новости» создали для этих нужды целую структуру – главную редакцию политических публикаций. Но он продолжал болеть, и в конце концов ему пришлось уйти в отставку.

Мне кажется, разведка совершила большую ошибку, слишком рано отправив Виталия Чернявского в отставку. Волевой, хорошо образованный, преданный делу, он многого бы достиг. Это было делом его жизни, он тосковал по разведке. Но ни о чем не позволял себе сожалеть. Что касается здоровья, то Чернявский пережил генерал-лейтенанта Сахаровского, который подписал роковой приказ, на двадцать с лишним лет и до самого последнего времени не прекращал трудиться. Считал, что должен зарабатывать на жизнь, да и вообще не мыслил себя без работы. В восемьдесят с лишним лет написал и издал две книги.

Виталий Геннадьевич Чернявский восхищал меня мужеством и стойкостью. Он никогда не жаловался. О недугах рассказывал иронически:

– Надо же, думал, что уже все испытал, а врачи еще что-то придумали – заставили кишку глотать.

Он умер, отметив восьмидесятипятилетний юбилей. На похоронах отдельной группой стояли молодые люди в темных костюмах, чья одинаковость выдавала их принадлежность к спецслужбам. Для них он был, наверное, просто ветераном, которого положено проводить в последний путь, – рутинная обязанность. Хотя мне говорили, что в ведомственном музее в Ясенево, в Службе внешней разведки, есть фотография подполковника Чернявского, еще молодого, полного идей и надежд.

Я узнал о его смерти полтора года спустя.

Он был мне лучшим другом. Второго такого уж не будет. Теперь я точно это знаю. Я гордился его дружбой. Пока она не растаяла, как дым.