Мистер Чарльз Доджсон, более математик, чем писатель Льюис Кэрролл, о подобных ситуациях выразился метко: «Становилось всё страньше и страньше». Вот и мистеру Френчу стало совсем уже странно. Русская эскадра ещё достаточно далеко, в полусотне миль примерно, а откуда тогда «это»? Тяжеловооружённая мисс, судя по всему, не могла скрываться среди подготовленных к «спецобработке» русских волонтёров, никакой грим не помог бы прятаться девушке со столь выраженными формами в тесных кубриках среди сотен мужчин, при отсутствии индивидуальных гальюнов, душевых и умывальников. Разве только… — мелькнула у профессора интересная мысль.
При всеобщей растерянности, не исключившей, впрочем, вполне естественного, инстинктивного, без участия мыслительного аппарата интереса полутора десятков молодых мужчин, вторую неделю обходившихся «без берега», к прелестной, слишком уж отличающейся от дубоватых соотечественниц особе, появление двух её коллег, тоже с автоматами, дополнительного ажиотажа не вызвало. Они как раз выглядели именно теми самыми волонтёрами, кандидатами в зомби и ещё раз на тот свет. От них даже пахло так, как и должно — по́том, не только своим, табачным перегаром, впитавшемся в одежду, многими другими ароматами, свойственными обитателям казарм, тюрем и корабельных кубриков.
И никаких специальных пояснений их появление не требовало — людям, привыкшим мыслить аналитически, всё стало понятно. Русскими проведена вполне успешная контракция, задуманная, как только им стал известен план «Дискрешен»[43]. Откуда известен и как — не суть важно. Важно, что русские морские диверсанты захватили корабль, любезно приглашённые на борт британской разведкой. Тем самым не только выполнили свою задачу, но и дали ответ на так мучившую Френча и его людей проблему.
— О…! А кто это тут у них…? — нецензурно, не стесняясь присутствия Марии, удивился Кузнецов, увидев распростёртое на линолеуме массивное тело командира, явно не подающего признаков жизни.
— Если я правильно понимаю, — ответила Варламова, наизусть знавшая знаки различия всех армий и флотов мира, как «цивилизованных», так и «независимых» республик, империй, султанатов, герцогств и прочих образований, доросших до формирования регулярных вооружённых сил, — перед нами как раз командир данного крейсера. Едва ли на нём служат сразу два коммодора. Да вон и серебряный значок на кителе… И что же мы видим на этой интересной картинке? — спросила она тоном учительницы, преподающей французский язык в детском саду по методике мадемуазель Марго.
Сама же и ответила:
— Мы видим либо приключившийся с господином коммодором совершенно неожиданный инсульт. Либо — банальный бунт на корабле, начинающийся, как водится, с убийства капитана. Только вот состав заговорщиков… кажется… мне… — Мария говорила всё медленнее, язык совершенно не слушался, и в глазах плыло. Ещё секунда, и с ней случится то, что уже произошло с командиром. Инсульт не инсульт, но тотальное поражение речевых и двигательных центров. А вот сознание пока сохранялось. Такая специфика испытанной на Честере программы — новая задача накладывалась на мыслящий, но отключённый от своих эффекторов мозг.