Дариус отлично помнил слова Сторна, сказанные ему давным-давно как раз по такому поводу:

— Сын, запомни хорошенько, запомни на всю жизнь. Ты хочешь стать воином и должен знать, что ничего нельзя делать наполовину. Великодушие к врагу может быть только тогда, когда ты уверен в том, что оно не обернется против тебя злом. Однажды на моих глазах убили человека, которого я считал своим лучшим другом, одним ударом в спину. И убил его тот, кого он великодушно пощадил минутой ранее.

Дариус рывком развернул лежавшего на земле варисурга: все же убить ударом в спину… Жрец дернулся всем телом и затих. Глаза его так и остались закрыты.

«Ну что ж, тем легче, — подумал Дорван. — Потому что некоторые необходимые вещи делать очень тяжело».

Затем он метнулся к арбалетчику, на ходу подумав, что, возможно, именно он ранил Тацира. Извлекая из его груди нож, усмехнулся, вспомнив реакцию варисурга на свой рык.

Это тоже часть воинской науки, переданной ему Сторном. Дариус был совсем еще юнцом, когда Сторн впервые заговорил с ним о том, что иногда врага можно повергнуть в смятение одним лишь криком. Дариус тогда бравировал, заявив, что уж его-то каким-то криком не испугаешь. Особенно теперь, когда на счету уже числился убитый воин, да не кто-нибудь, а сам долузсец.

Сторн усмехнулся в усы и попросил Ламоля, наемника из своей котерии, продемонстрировать крик, потому что самому ему не хочется пугать сына. Затем попросил, чтобы тот не перестарался и не оставил Дариуса заикой.

Ламоль пожал плечами: мол, почему бы и нет?

Дариус хорошо помнил, как наемник смотрел на него со своей обычной добродушной улыбкой (он вообще казался самым добрым из всех людей Сторна). Но вдруг выражение глаз Ламоля неуловимо изменилось, а потом произошло то, после чего Дариус до сих пор не понимал, как его штаны остались сухими. Он не помнил, как рыкнул Ламоль, его воспоминания начинались с того, что он обнаружил себя сидящим на лавке, колени у него ощутимо подрагивали, а глаза наемника снова выражали добродушие.

Дариус вспомнил, как долго он выпытывал секрет такого рыка у Сторна. Он ходил за ним по пятам, а издали за ними наблюдал Ториан, знавший о случившемся с его слов. Сторн, в конце концов, объяснил ему, что никакого волшебства в этом нет, все дело именно в крике, только кричать необходимо по-особенному. Но Дариусу знать пока об этом рано, он еще слишком юн, и голос его ломается. А уж затем он его научит.

— Конечно, — поведал ему Сторн, — криком не получится вышибить из седла всадника или свалить с ног пешего, но привести врага в замешательство так, что он на время забудет, как выглядит его родная мама, с расстояния нескольких шагов вполне реально. Но тут уж как повезет, не у каждого человека есть такой талант. Тот же Ламоль умеет кричать гораздо лучше меня.

Все это Дариус вспоминал, осторожно выглядывая из овражка, держа наготове арбалет.

Варисурги услышали его рык, ведь до тех камней, за которыми они укрывались, расстояние десятка в три-четыре шагов, не больше. Они даже окликнули:

— Что у вас там, брат Иоль?