— А вот это мне совсем не нравится, — сказал Белый. — Чувствую я, что все начнется по новой…

— Не каркай, — оборвал Алексея Тимур Авдеев.

Но все уже поняли, что Белый прав. Допросы начнутся по новой и никуда от них не деться.

Солдат и партизан рассадили в автобусы и отвезли в гостиницу, где их и поселили по одному в комнатах, больше похожих на камеры. Решетки на окнах такому сравнению весьма способствовали. Еще больше напрягал тюремный режим: без разрешения никуда не ходить, ни с кем не общаться, охрана везде… В общем, настроение у всех стало препоганым.

Утром следующего дня Вадима повели на, как сказали, личную беседу. Куликов хоть и ожидал этого, но все равно не понимал: зачем? Он же все подробно изложил в докладе, особисты уже из него все выжали во время карантина. Чего еще надо?

Его на эту беседу, не то провожал, чтобы не заблудился, не то конвоировал уже, чтобы не сбежал, наряд военной полиции из сержанта и двух рядовых и все при пистолетах и дубинках.

"Весело…" — совсем невесело подумал Куликов.

Вадима проводили на первый этаж и сержант, постучав в дверь без таблички только с номером "одиннадцать" и дождавшись емкого "да", отрапортовал:

— Товарищ капитан, младший сержант Куликов по вашему приказанию доставлен.

"Не нравится мне это "доставлен", — невольно подумал Вадим. — Даже словно тюрьмой повеяло… Вот ведь гадство".

— Заводи.

— Входи…те, — приглашающе махнул сержанту провожатый-конвоир.

Куликов вошел в просто обставленный кабинет, где из мебели только шкаф, стол и пара стульев. Окно оказалось заложено кирпичом, и свет исходил только от потолочной лампы без люстры.

За столом сидел чернявый особист лет сорока, плотного телосложения. Докурив глубокой затяжкой сигаретку и затушив окурок в пепельнице, он бросил тяжелый взгляд на посетителя.

— Садись.

— Спасибо, — кивнул Куликов и сел. Чувствовал он себя все хуже и хуже.

Особист, тем временем закурил очередную сигарету, что по мнению Вадима было лишним так как в комнате и так дышать нечем, а вентиляция едва-едва справляется. Он тут пробыл всего-ничего, а у него уже голова начинает болеть. Но не просить же капитана не курить?

Сделав еще одну затяжку, капитан произнес, словно вбивал словами гвозди:

— Итак, меня интересует степень и объем твоего сотрудничества с врагом.

— Чего, простите? — искренне изумился Вадим, где-то секунд через пять, после того как осознал, что не ослышался, у него не слуховые галлюцинации навеянные нездоровой обстановкой, рождающей соответствующий ассоциативный ряд восприятия реальности и капитан действительно сказал, то что сказал.

Уж чего-чего, а подобное он услышать, никак не ожидал.

— Не выпендривайся тут… Демон, мля. Я хочу знать, как вы уроды и предатели сотрудничали с врагом! — без перехода закричал капитан. — Отвечай и не вздумай мне тут играть возмущенную невинность! Я знаю что вы, а ты в особенности, все предатели и я это докажу!

Куликов застыл на стуле статуей, выпучив глаза не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть и даже моргнуть. Он, на какое-то время вообще забыл, как все это делается и с трудом сделал первый вдох только когда легкие начало резать от нехватки кислорода.