Среди скудных декораций, будто куклы, плясали все присутствующие, послушно выполняя задуманные кукловодом па. Казалось, нет никакой связи между солидным преуспевающим адвокатом, разномастными присяжными, суровым судьей в седом парике и прочим разношерстным людом. И все же София не могла отделаться от песенки, слышанной давеча в бродячем балагане: «Кукол дергают за нитки, на лице у них улыбки, и играет клоун на трубе… И в процессе представленья создается впечатленье, что куклы пляшут сами по себе…»[57] Впрочем, она превосходно знала того самого кукловода и нисколько не укоряла. А тем временем на судебной сцене плавно сменялись акты и действо переходило к завершающей стадии…
Молодая женщина украдкой огляделась. Общество, ранее сурово осуждавшее преступника, теперь украдкой утирало глаза во время речи адвоката и искренне сочувствовало невольному убийце…
София предпочла пропустить мимо ушей вдохновенный спич защитника – по правде говоря, она нисколько не сострадала господину Реинссону, более того, полагала, что того следовало бы предать суровому наказанию. Но господин Рельский решил иначе, и его невеста приняла это решение.
Вокруг нее колыхалось пенное море платьев и пестрели яркие мундиры офицеров, поодаль нянька уговаривала хозяйских детей сидеть тише (и ведь додумалась привести с собою малышей – не для их взглядов это зрелище!), негромкий шепот со всех сторон складывался в мерный гул, так что судья даже был вынужден то и дело призывать присутствующих к порядку… Талантливая игра, ничего не скажешь.
Госпоже Черновой заговорщицки улыбнулась младшая барышня Рельская, видимо, тоже осведомленная о стратегических талантах брата и наслаждающаяся срежиссированным представлением. Ответив улыбкой, София продолжила оглядывать зал. Теперь события последних месяцев казались ей всего лишь диковинным сном, и хотелось проснуться солнечным утром и подивиться странному видению. В тихом болотце Бивхейма, под невинной на вид зеленой травкой обнаружилось столько грязной жижи – начиная от шпионства господина Шорова и заканчивая распутством барышни Гарышевой. А ведь вся подноготная никогда не станет известна широкой публике! Впрочем, людям лучше не знать о неприглядных сторонах жизни окружающих, с этим София вполне соглашалась…
Как и предсказывал мировой судья, присяжные вынесли оправдательный вердикт, и осунувшийся от переживаний невольный убийца был освобожден из-под стражи.
О, это была чудесная сцена, когда господин Реинссон и барышня Ларгуссон прямо в зале суда рыдали в объятиях друг друга, клялись в вечной любви и обещали беспорочно прожить весь отмеренный им срок. Не скрываясь, дамы умиленно плакали, утирая слезы кружевными платочками, и даже глаза джентльменов подозрительно поблескивали. Видимо, последние задавались вопросом, стали бы их возлюбленные столь самозабвенно их защищать. К слову, барышню Ларгуссон никто и не подумал укорить за пренебрежение к закону и обвинить в пособничестве пусть нечаянному, но все же убийце ее собственного отца, и за этим молчаливым одобрением также виднелась чья-то воля…