Гораздо легче выслушать перечисление собственных ошибок, если критикующий начинает с искреннего признания, что сам он далеко не безгрешен.

В 1909 году острая необходимость поступить подобным образом возникла у князя фон Бюлова. Он был тогда имперским канцлером Германии, а на троне сидел Вильгельм II — Вильгельм Высокомерный, Вильгельм Надменный, Вильгельм — последний немецкий кайзер, создавший армию и флот, которые, как он хвалился, могут обрушить свою мощь на кого угодно.

И вот случилась показательная вещь. Кайзер произнес слова, невероятные слова, которые потрясли весь мир. Чтобы сделать несравненно хуже, кайзер произнес их, эти глупые, эгоистичные, абсурдные заключения публично. Он сказал их, будучи гостем Англии, и дал свое королевское разрешение напечатать их в «Дейли телеграф». Так например, он заявил, что Германия — единственная страна, испытывающая дружеские чувства к Англии, что он строит флот против японской угрозы, что он только и спас Англию от участи быть поверженной в прах Россией и Францией, что ему принадлежит план кампании, давшей возможность английскому лорду Робертсу нанести поражение бурам, и так далее.

Никогда еще за последние сто лет такие поразительные слова не выходили из уст монарха в мирное время. Весь континент гудел с яростью осиного гнезда. Англия негодовала. Государственные деятели Германии были ошеломлены. И среди всего этого смятения кайзер пришел в панику и хотел внушить принцу фон Бюлову, имперскому канцлеру, чтобы он принял вину на себя. Да, кайзер хотел, чтобы канцлер фон Бюлов заявил, что вся ответственность лежит на нем, что он посоветовал монарху сказать эти невероятные вещи.

«Но, Ваше Величество, — запротестовал Бюлов, — мне кажется совершенно невозможным, чтобы кто-нибудь в Германии или Англии мог считать себя способным сказать такую вещь Вашему Величеству».

Едва эти слова вырвались из уст Бюлова, кайзер взорвался.

«Вы считаете меня ослом, — заорал он, — способным делать грубые ошибки, каких вы сами никогда бы не сделали!»

Фон Бюлов знал, что ему следовало бы похвалить, прежде чем осуждать.

Но так как поздно было уже это делать, он сделал лучшее, что можно было сделать. Он похвалил после того, как высказал осуждение. И это сотворило чудо, как это часто делает похвала.

«Я далек от того, чтобы внушать такую мысль, — почтительно ответил он, — Ваше Величество превосходит меня во многих отношениях, не только, конечно, в знании военного и морского дела, но больше всего в общественных науках. Я часто с восторгом слушал, как Ваше Величество объясняли устройство барометра, или рассказывали о беспроволочном телеграфе или рентгеновских лучах. Я позорно невежественен во всех отраслях естествознания, не имею понятия о физике, химии и совершенно не в состоянии объяснить простейшие явления природы. Но, — пояснил фон Бюлов, — в виде компенсации, я владею известными историческими познаниями, и может быть, некоторыми качествами, полезными в политике, особенно в дипломатии».

Кайзер просиял. Фон Бюлов похвалил его. Фон Бюлов возвеличил его и принизил себя. После этого кайзер мог простить что угодно. «Не говорил ли я всегда, — воскликнул он с энтузиазмом, — что мы великолепно дополняем друг друга? Мы должны держаться вместе и мы будем делать это!»