– Поработал, – проворчал он, когда мама напомнила ему об этом маленьком факте.
– Федор, – продолжала мама брать его лаской и нежностью, – пожалуйста, давай их просто отпустим. Пусть будут счастливы. Первый мужчина, первая любовь… Полина нам не простит.
Мама умела быть убедительной.
Было у нее какое-то магическое влияние на людей. А уж тем более она знала подход к Федору Ивановичу.
Часто в их комнате допоздна горел свет – могу только подозревать, какие там шли баталии, пока Полина спокойно спала у себя.
Но однажды на одном из семейных ужинов, куда впервые был приглашен и Славик, было озвучено решение: молодые, не дожидаясь свадьбы, могут переехать в трехкомнатную квартиру, в которой мы жили раньше.
– Естественно, без прописки, – припечатал Федор Иванович.
– Я неплохо зарабатываю, но мы с ребятами ушли из компании, будем работать теперь на себя, – кивнув, спокойно ответил Славик. – У нас только самые лучшие специалисты, заказов на ремонты хватает, поэтому в скором времени мы с Полиной купим собственную квартиру.
– Не торопись с покупкой какой-то халупы, – проворчал хозяин дома, впрочем, взглянул на будущего зятя опять почти уважительно. – Собирайте пока. Посмотрим, как будет дальше.
Впрочем, Федор Иванович одним наблюдением не ограничился. Он был известным ресторатором, даже звездой после того, как выступил судьей в телевизионном шоу, где участники готовили, соревновались, кто первый и кто хоть что-то сможет придумать из скудных наборов провизии.
Словом, у него были полезные знакомства и связи. Вскоре со Славиком связался хороший юрист и быстро оформил фирму, чтобы ребята могли работать легально. Я вызвалась первое время вести бухгалтерию. А мама быстро освежила кое-какие детали интерьера в квартире.
Месяц назад Полина и Славик уже переехали.
Но сейчас она выглядела болезненной, кажется, даже бледнее, чем раньше, и, видимо, еле стояла на ногах, потому что вцепилась пальцами в стену. А в глазах плескалось отчаяние.
– Как ты? – спрашиваю, хотя ответ очевиден.
Наверное, все дело в том, что мне становится уже не просто душно, а тяжело находиться в этом коконе тишины. И видеть ее такой.
Несмотря на ее постоянные попытки прочертить между нами черту, я все равно старалась превратить эту линию хотя бы в пунктир, чтобы пусть иногда, ненадолго, но можно было приблизиться.
Полина пожимает плечами, качает головой, а потом опускает взгляд в пол, разрывая этот спонтанный контакт.
– Наверное, я полежу, – говорит она сухо.
– У себя?
– Конечно, – снова возвращает свой взгляд, в котором уже совсем другие эмоции: раздражение, вызов. – У меня ведь осталась здесь комната.
– Естественно, – приближаюсь к ней, хотя и вижу, что ей хотелось бы другого – опять отдалиться. – Давай я тебя провожу.
Она думает пару секунд, и я уверена, что откажется. Но нет. Кивает. И начинает подниматься по лестнице.
Я иду рядом – на случай, если вдруг она снова почувствует слабость.
В ее комнате снимаю с кровати покрывало, пока она осматривается с таким вниманием, будто переехала отсюда не месяц назад, а провела вдали как минимум несколько лет.